То, что ей было нужно, находилось в морозильных камерах. Ей нравилось держать каждую дверь открытой несколько секунд, пока не рассеется холодная влага конденсата, и чувствовать при этом прикосновение холода к пальцам, груди, лицу. Она закрывала дверь, когда начинал работать мотор.
К моменту обхода всех холодильников квартира наполнялась хором всех моторов: низким, уверенным гулом, который был для Рины звуком надежды и безопасности.
В своей спальне Рина забиралась в кровать и натягивала одеяла на голову. По стенам она развесила изображения ледников и айсбергов и смотрела на них, как на фотографии старых друзей. На холодильнике возле кровати также стояла фотография в рамке. На ней была Эми – ее соседка по комнате в колледже. Они не общались уже давно, но Рина все равно хранила ее фотографию.
Рина открыла холодильник рядом со своей кроватью. Она уставилась на стеклянную тарелку со своим кубиком льда. Всякий раз, когда она смотрела на него, казалось, что кубик стал меньше.
Рина закрыла холодильник и взяла книгу, что лежала сверху.
* * *
Эдна Сент-Винсент Миллей. Портрет в письмах моих друзей, врагов и любовников.
Нью-Йорк, 23 января, 1921 г.
Моя драгоценная Вив!
Наконец я набралась храбрости, чтобы навестить Винсент в ее отеле. Она сказала, что больше меня не любит. Я заплакала. Она разозлилась и сказала, что если я не могу держать себя в руках, то лучше уйти. Я попросила ее сделать мне чай.
Это все тот парень, с которым ее видели. Я так и знала. Но все-таки было ужасно услышать об этом от нее лично. Маленькая дикарка.
Она выкурила две сигареты и протянула мне портсигар. Я не смогла вынести горечи и остановилась уже после первой. Затем она дала мне свою помаду, чтобы я поправила контур губ, как будто ничего не случилось, как будто мы все еще жили в нашей комнате в Вассаре.
– Напиши для меня стихотворение, – попросила я. Ведь хотя бы это она могла для меня сделать?
Было заметно, что ей хотелось поспорить, однако, пристально посмотрев мне в глаза, она сдержала себя. Потом взяла свою свечку, поставила ее в подсвечник, что я смастерила для нее, и зажгла эту свечку с обоих концов. Так она зажгла свою душу и предстала во всей своей красе. Ее лицо пылало. Ее бледная кожа светилась изнутри, как китайский бумажный фонарик, который вот-вот сгорит в пламени. Она неистово мерила комнату шагами, как будто была готова сломать стены. Я поджала ноги на кровати и закуталась в ее алую шаль, держась от нее подальше.
