— Приходится терпеть бедствия, — говорит он простуженным басом. Сами посудите. Если маленькому нужно согнуться в две погибели, то мне — в три, не меньше. Вот и попробуй закинуть носки к перекладине, когда делаешь склепку… Для меня это чистое мученье.
— В таком случае, тебя спасать надо, — сочувствует остряк.
— Попробуй! — крякает от удовольствия Бусыгин. — Вчера, когда я складывался в эти самые погибели, старшина для страховки возле турника целое отделение поставил.
— И удержали?
— Куда там, падать зачал — разбежались все!
— Дывлюсь, яка матка его уродила, — трясясь от смеха, говорит Микола Штанько. — Пойдем, братка, ко мне на Вкраину.
— А чего у тебя делать?
— Горилку будемо пить, — отвечает Штанько, — да поженимо тебя.
— Брось заманивать горилкой да бабами, — вмешался остряк. — Сам–то небось маху дал…
— Якого такого маху?
— Такого. Дернуло тебя жениться раньше сроку.
— Батька поторопил.
— Э-э, знаем. А теперь вот ты служишь, снег копаешь, дрожишь тут, как цуцик, а ее кто–нибудь за цицки щупает…
— Женки, они разные бывают. Иную пока греешь — верность блюдет, а как отлучился — к другому под бочок лезет.
Алексей Костров чуть не выронил лопату, на которую опирался. Слова эти, как ножом, резанули его, и он беспокойно посмотрел на товарищей, которые покатывались со смеху. Если бы темнота позволила в эту минуту увидеть его лицо, нетрудно было бы прочесть на нем: "А? Вы о ком это? Про мою Наталку?.." — и Алексей, может, сразу бы, совсем не задумываясь, ответил: "Нет, нет, она совсем не такая, как вы думаете!" Но сейчас Костров сидел насупленный и молчаливый: "А писем–то нет!.."
Молодые люди по природе чувствительны: обогрей сердце, приласкай, и оно будет податливее воска, но едва потревожишь, как сделается тверже камня. Нечто подобное испытывал теперь и Алексей, который мысленно перенесся в родную Ивановку…
"Уже вечереет, — думал он. — Что сейчас делает Наталка? Пришла из медпункта и сидит дома… Ну, конечно. Сидит, наверное, пригорюнясь, у окна и думает… Но почему от нее писем давно нет? Может, занята по дому. Отписывал Игнат, что собираются избу перегородить, одну половину отдать ему с Натальей. Значит, ждут… Но все–таки могла бы урвать час для письма. А может, настроения нет?.. Не любит она без настроения писать. Чудная! Могла бы и сняться, карточку прислать… Ведь сколько времени не виделись. Эх, солдатская житуха!"
Алексей был так погружен в думы, что не услышал, как кто–то подошел к нему сзади, и хриповатым голосом заметил:
