Сразу вот так, запросто, Костров не подошел к девушке. Кажется, тоже оробел. Взобравшись наверх, он походил взад–вперед, будто желая убедиться, не размыта ли насыпь, и, как бы между прочим, заметил:
— Разлилась — удержу нет!
Марылька точно бы ослышалась, тихо спросила:
— Что вы сказали?
— Красиво, говорю, весной в половодье… Вон даже кусок дороги унесло, — показал на санный путь, концы которого обрывались в реке.
— А хаты не затопит? — спросила девушка.
— Боитесь? — улыбнулся Костров.
Девушка поежилась и с сожалением промолвила:
— Боюсь.
— Чудная, — Костров встряхнул прядями волос. — Ничего не случится. Побушует, а там, смотришь, за ночь утихомирится. Да и мы вот посланы усмирять ее, — добавил он озабоченно. — Видели, как рвем льдины…
— А вы смелый! — не удержалась Марылька. — Видела, как вы на льдину прыгнули. Она же могла разломиться, и тогда…
— А если бы взаправду тонуть начал, — перебил Костров, — что бы вы тогда стали делать?
Марыльку этот вопрос озаботил, и все же, не задумываясь, она ответила:
— Позвала бы людей.
— Но поблизости никого нет?
— Тогда бы сама взялась помочь. Не оставлять же в беде! — сказала она смущаясь.
Костров подивился ее решимости. Узнав, что она возвращается из школы в свою деревню, он пожалел, что половодье снесло тропинку через реку, хотя в душе радовался случаю, который свел его с Марылькой.
Одета она была налегке — в синюю вязаную кофту с вышитыми белыми ромашками на груди; голову ее слегка покрывала кокетливо взбитая на макушке шапочка, тоже вязаная.
Ее чуть–чуть скуластое лицо было смуглым; всего красивее у нее длинные косы, одна коса лежала на груди, и девушка легким движением руки откинула назад тугой виток пшеничных волос. В глазах у нее стояла синь, будто заронили в них да так и оставили навсегда головки цветущего льна, эти глаза, казалось, могли заглядывать в самую душу человека, к тому же в них легко угадывалась доверчивость.
Бывают минуты, когда человек в увлечении своем может забыть о многом… Такое состояние испытывал сейчас Алексей Костров. Мучительно долго не заглядывал он в такие вот милые глаза, не чувствовал теплоты девичьей руки, не прикасался к мягким косам — и в эту минуту, казалось, запамятовал, что есть у него где–то жена, — он так увлекся, что позабыл обо всем на свете.
— А вы долго у нас собираетесь быть? — неожиданно спросила Марылька.
— Да вот к вечеру, надеюсь, разворошим лед у моста и обратно.
— Так скоро? — Марылька, сожалея, подняла брови.
