-- Вы могли стать кем угодно, -- проворчал Эйзенштейн. -- От пастуха до члена правительства. Но при виде сцены у вас бы текли слезы.
-- Я и сейчас от этого не застрахован, -- признался дед.
-- Еще бы, -- самодовольно усмехнулся мастер. -- Ты же мой ученик! Калиненко помнишь? Он ушел с первого курса. Я вовремя объяснил ему некоторые вещи. В частности, сказал: "Молодость проходит, и человек сознает, что можно жить, так и не сыграв Гамлета". Я сказал это ему, а не тебе, Володя, ибо чувствовал -- ты меня все равно не поймешь.
По существу, Эйзенштейн обвинил деда в легкой форме идиотизма. Кратко она выражается словами: "Не от мира сего". Диагноз ставится широко. Его заслуживает как метящий в Наполеоны, так и сосед по коммунальной квартире, привыкший делать утром зарядку.
-- Недавно он меня навестил...
-- Кто? -- встрепенулся дед.
-- Калиненко... Процветает человек. В Москву его перевели.
-- Чем же он занимается? -- ревниво поинтересовался бедолага Карандышев.
-- По хозяйственной части.
Эйзенштейн догрыз яблоко. Рассеянно вертел огрызок.
-- В следующий раз принесите мне бумаги, Володя. -- Он кивнул на столик. -- Впервые за сорок восемь лет у меня появилась возможность осмыслить происходящее. Понять, зачем и как я жил. Разобраться в собственных поступках. Знаете, что я понял? Что ничего не понимаю. Снял десяток фильмов, но по-прежнему глуп, как мальчик из города Риги.
И тут дед почувствовал, насколько сильна его привязанность к мастеру. И, с ужасом глядя на воспаленное болезнью лицо, подумал, что видит его последний раз. Голос дрогнул:
-- Сергей Михайлович...
Эйзенштейн повел себя странно. Он закрыл глаза, проявляя нечеловеческую усталость.
-- Идите, Володя, -- сказал тихо. -- Идите, пока петух не пропел.
* ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *
1
Счастье актерской профессии заключается в отсутствии рабочих и выходных дней. Театр -- это второй дом. Конечно, если ты настоящий актер, а не наивный человек, решивший сделать сцену источником заработка.
По воскресеньям Шурочка убегала, целуя спящего мужа. Калиненко чмокал губами, то ли отвечая на ласку, то ли видя гаремное сновидение.
В одно из воскресений его потревожил дверной звонок. Хмурясь, Калиненко открыл. На пороге светился молодой человек незнакомого вида. Всех незнакомых директор мгновенно зачислял в разряд поклонников актерского таланта жены.
-- Голицына в театре, -- сказал он. -- Все вопросы решать в гримуборной.
-- Мне Голицына пока ни к чему, -- ответил незнакомец. -- С Калиненко хочу беседовать.
