Конец сказки | страница 122



А Бова, конечно, ничего ему не подал и подать не мог. Имелась у него и своя палица, да снаружи осталась, к седлу притороченная.

Так что детина просто грохнул по столу кулачищем и принялся орать на сжавшихся купчишек, как умел орать только Васька Буслаев.


А тем временем далеко от Новгорода, в граде Владимире точно так же грохнул кулачищем по столу Илья Муромец. Седые брови сошлись на переносице, глаза сверкнули гневом.

Стоял древний богатырь сейчас перед тремя князьями разом. Всеволодом, владыкой земли Владимирской. Петром, хозяином земли Муромской. И Мстиславом, правителем земли Смоленской. Двое последних явились к Всеволоду Большое Гнездо в гости, в стольный его град.

Этот стихийный совет князей заседал уже почти седмицу. Обсуждали понятно что. Все то же самое – Кащея и его козни. Заперлись ото всех с медовухой и белорыбицей, никого не принимали.

Но Илью Муромца приняли, конечно. Его попробуй еще не прими. Известно, что он в таких случаях делает – весь терем может по бревнышку разнести.

Случалось.

Ну и теперь нависал могучий старик над князьями и гудел, укорял их за трусость и нерасторопность. За то, что по сей день ни мычат ни телятся.

А те вяло отнекивались, отбрехивались. Всеволод Владимирский признавал с неохотою, что зятю надо бы и пособить, да кроме слов ничего не делал. Петр Муромский помнил, что его княжество к Кащею тоже довольно близко, так что и до него скоро дело дойти может, да на чудо надеялся.

А Мстислав Смоленский вовсе мурзился, да взгляд отводил.

– У нас, Илья Иваныч, своих забот полон рот, – неохотно сказал Всеволод. – Ты не подумай плохого, мы Глебке пособим, чем можем – и ополченцев пошлем, и снеди подкинем. Только не обессудь уж, а свои города нам защищать тоже надобно. Слышал ведь, что у меня тут в собственном кремле случилось? Целая ватага Кащеевых гридней на Змее Горыныче являлась! Как думаешь – бросить мне все, Владимир поганым на растерзание оставить?

– А у меня мор по селениям прокатился, – добавил Петр. – Знаешь, сколько народишку перемерло? Лихорадки ненавистные гуляют, как у себя дома. Змеи огненные полетучие давно уж озоруют. Брата у меня убили недавно подлейшим образом. Я сам тоже проказой захворал от ядовитой крови – только благодаря жене и вылечился. Да и мира в моих землях нету. Рязань, слышь-ка, отложилась, уже князем своим меня не считает. Пронск с нею бунтует, дерзости говорит. Что мне со всем этим делать прикажешь?

– А у меня, промежду прочим, тоже не все ладно, – сказал и Мстислав. – От Смоленска до Вязьмы в последнее время все тучи хмурые ходят, а с ними чертей стая летает. Дикой Охотой прозываются. Из поднебесья стрелами калеными постреливают, скот и смердов бьют почем зря, а кого и с собой уводят. Мне бы с ними сейчас разделаться, а не о тиборских бедах думать.