Проникались дружинные, снова брались за заступы.
А тем временем в Великом Новгороде гуляли по великому торгу два великих богатыря. Доблестный Бэв, граф Антонский, уже посещал сей славный город, но таков уж Великий Новгород, что его и дважды посетить не зазорно.
Купцов-то вокруг было, купцов – и-и!.. Отовсюду совали ткани яркие, бусы разноцветные, пряники печатные. Мимо мясных или зеленых рядов и пройти спокойно не выходило – с каждого лотка кричали, зазывали, покорно просили пожаловать.
На возвышении продавали и живой товар. Скотину всех родов и мастей, двуногую и четвероногую. Свиньи и бараны уходили по три куны за штуку, телята – уже по пять, голуби – по девять, жеребята – по пятнадцать, утки, гуси, лебеди и журавли – по тридцать, коровы – по сорок, лошади – по шестьдесят, а быки, собаки и кошки – по сто пятьдесят.
Дороже быков, собак и кошек была только скотина разумная, говорящая. Обычные мужики шли по двести пятьдесят кун, бабы – по триста, знающие какое-нибудь ремесло – по шестьсот, а тиуны или огнищные – по четыре тысячи.
Такого уже только боярину впору купить.
– О, я понимаю, – с умудренным видом остановился Бова. – Это есть торговля рабами.
– Сдурел, королевиц?! – возмутился Буслаев. – Какими еще рабами, ты цто мелешь, рожа латынская?! Отродясь на Руси рабов не бывало, да и не будет никогда!
– А это кто тогда?
– А это – холопы!
– А, вилланы! – догадался Бова.
– Вот ты темный целовек. Сказано ж – холопы. И вабще – цо рот разинул? Пошли давай, там Садко нас уже заждался небось. Все глаза выплакал, в окошко глядюци, да Васи Буслаева за ним не видаци.
Садко Сытинич, первый торговый гость земли Новгородской, глаз по Буслаеву не выплакал. Вовсе наоборот даже – глянул на него, ровно на мошку никчемную. Велел приютиться в уголке, да не отсвечивать без нужды.
И то сказать – народу-то в его хоромах собралась сегодня тьма, да все богатеи, все толстосумы. Купецкие старшины Великого Новгорода, гости из других княжеств, даже тороватые иноземцы. Надували щеки, трясли мошною, обсуждали друг с другом дела торговые.
Бэв сразу же подошел к старому своему знакомцу – олдермену двора святого Петра, который новгородцы именуют Немецким. Почитай лет пятнадцать через него идет почти вся торговля Ганзы с Русландией.
– О, юный д’Антон! – обрадовался ему старик. – Как давно мы не виделись! Как ты поживаешь, все ли у тебя хорошо?
– Все прекрасно, месьё Ольстен, – ответил Бэв. – Как идет торговля?
