И тот приближался – по чуть-чуть, по вершку, но приближался.
– Ой, поляна с белыми грибами! – воскликнул Иван.
– Какие еще грибы, березень на дворе… ой, и правда!.. – ахнула Синеглазка.
Поляна и впрямь открылась дивная, сказочная. На деревьях листва изумрудная, в ветвях птицы перелетные щебечут, в траве грибы да ягоды виднеются.
Кобалог аж от погони отвлекся – принялся кататься по сему изобилию, сжирать все бездонными пастями.
– Вот ведь гнида какая! – возмутился Иван. – Яромир, стой, я его рубану!
Оборотень даже не ответил. Впереди уже виднелся частокол, а за ним – древняя изба. Вросшая в землю, почерневшая. Одинокое оконце светилось совиным глазом.
– Туда! – дернула Яромира за шкирку Василиса. – К Буре-яге небось не сунется!
И впрямь – замедлился Кобалог. Оборотень-то частокол перемахнул, а вот чудище в сторону отвернуло. Принялось кататься вокруг избы кругами, да рычать гневно.
– Эк-кая страсть!.. – аж икнул от волнения Иван. – Бывают же страхолюды на свете!
– Ничего, сюда ему дороги нет, – подбоченилась Василиса. – Сюда даже Кащею дороги нет.
Спешились. Яромир снова оборотился человеком и подошел к частоколу. Оттуда, из-за увенчанных черепами кольев, на него глянул огромный глаз. Иван тоже подошел, тоже глянул и потянул Самосек из ножен.
– Ща я его ослеплю-лю!.. – пригрозил он, все еще икая.
Кобалог отпрянул. Яромир укоризненно посмотрел на княжича и сказал:
– Ты предупредил-то его зачем?
– Да… я думал, он глупый.
– Ты тут единственный дурак, – бросила ему Василиса.
– Ну дурак, ну и что?! – так возмутился Иван, что даже икать перестал. – Зато у меня уд больше конского!
– Дуракам счастье…
Кобалог тем временем продолжал кататься по ту сторону частокола. Полянка уже стала голой и пустой.
– Ишш, ишш!.. – раздался голос со ступеней. – Вот ведь скотина проклятушша!.. Усе пожрал, ровно хомяк какой! А я-то, стара, старалас, садила, поливала, грибницу из леса носила, высаживала!.. Ишш!..
Кобалог остановился, повернулся к избушке и прогремел:
– Ты, старуха, лучше ко мне сюда выйди, не прячься! Я тебя съем!
– И охота тебе кости грызть, – хмыкнул Яромир насмешливо. – Поздорову, бабушка. Батюшка мой о тебе много рассказывал.
– Только доброе, надеюс? – прищурилась Буря-яга.
Иван уставился на нее обомлевши. Двух баб-яг он уже видал, двух встречал, с двумя знакомство водил. А это, значит, третья, самая старшая и могучая.
И самая страшная. Первые-то две – бабки как бабки. Овдотья Кузьминишна вообще обычная старушка, благообразная даже, чепчик носит. Яга Ягишна – старуха уже жуткая, пугающая, но и таких все же можно на завалинках увидать.
