– Хорошо бы, – покосился на свою булавку Яромир. – Время поджимает.
Булавки что у него, что у Ивана и впрямь уже совсем проржавели. Видно, Кащей все время их разыскивал. Еще сколько-то часов продержатся обереги бабы-яги, а потом…
А вот булавка Синеглазки оставалась чистой и блестящей. О ней-то Кащей, скорей всего, даже и не ведает, а коли ведает – так не волнуется. Она-то на Буян не плавала, смертушку его не ворошила.
– Пущевик точно не освободится? – обернулся Иван. – Мы ж то дупло даже досками не забили.
– Доски твои ему что есть, что нет их, – устало объяснила Василиса. – Я резы начертала защитные. Их он не скоро проломит… чаю.
– А лисунки за нами точно не гонятся? – не унимался Иван. – Что они за Пущевика-то не заступились?
– А чего им за него заступаться? – ответил уже Яромир. – Они навряд его любят-то.
– Почему? Жены ведь.
– Эти жены когда-то обычными девушками были. Или девочками даже. Пущевик каждую в лес завел, уморил, лисункой оборотил, снасильничал. Думаешь, он им шибко нравится? Стать русалкой или лисункой – судьба-то горькая. И обратно уже не расколдуешь.
Рассвет уже близился. Но и лес уже заканчивался. Идущий впереди Яромир поводил ушами и носом. Спереди чуялся дымок – жилье, видать.
А сзади… сзади становилось все шумнее. Топот, треск, гул.
– Вань, да не топай ты так!.. – обернулся наконец оборотень.
– Да я и не топаю! – заморгал обиженно княжич.
– Да я вижу… – сглотнул Яромир. – Девки, ну-ка ходу прибавьте!..
Василиса с Синеглазкой тоже обернулись – и чуть не закричали. Их нагоняли несколько самоядинов. Шестеро или семеро – не видать еще было за деревьями.
Но одних лишь этих чудищ они бы не напугались. Имели уж дело. Только вот с самоядью в этот раз был… была… было еще кто-то… что-то.
Нечто. Огромное. Несуразное. Ростом с большое дерево – но без ног, без рук. Громадный шар, живая голова с пастью… пастями. По разным сторонам тулова – глаза, а вдоль да по кругу – пасти.
Иван аж обомлел и принялся истово креститься. За минувшие полгода всякого он навидался, ко всякому притерпелся, но этакого страховидла еще не встречал.
– [цензура], это Кобалог!!! – заорал Яромир.
– Кто?!
– Тварь подземная, нечистая! Бежим, бежим что есть мочи!!!
Дважды упрашивать не пришлось. От этакой погани все припустили, что есть духу.
Но и Кобалог покатился быстрее. Видно, не замечал он их еще, по следу шел – но теперь-то увидел! И прибавил ход, сразу оставив самоядь позади.
Катиться по лесу этакой громаде было несподручно. Только потому люди какое-то время держались в отдалении. Но Кобалог сбивал деревья, как сухие кусты, да тут же все и пожирал. Его многие пасти работали, как печи, вбирая все, на что он накатывался. За нечистой тварью оставалась полоса голой земли.
