Из желудка у Тайрона поднимается желчная рвота, которая, упираясь в кляп, стекает обратно и обжигает пищевод: Пауэр следит за взглядом Франко и видит целый ряд крюков с ушками, привинченных к стене. Похоже, через все протянута веревка. Другой конец привязан к горящей свече, стоящей в миске с бензином. А миска стоит на серванте, прямо под «Лесом над Гариохской бухтой».
— Не рыпайся.
Но это нереально: нога Дэвида Пауэра неудобно поднята под углом сорок пять градусов. Ему приходится неуклюже ее сгибать, чтобы удержать табурет. Тайрон чувствует, как тот скользит под давлением, а боль и натяжение растут в геометрической прогрессии. Ему ни за что не справиться. Скованная верхняя часть туловища ерзает и извивается, Тайрон в ужасе поглядывает на свое истекающее кровью запястье и пригвожденную кисть, хотя их частично закрывает ручка зубила, торчащая из лица. Он горько стонет — сдавленный звук напоминает что-то среднее между мольбой и матом — и смотрит в спину отступающему Фрэнку Бегби, который вставляет в дорогущий музыкальный центр компакт-диск с «Китайской демократией».
— Махонький подарочек, — улыбается он. — И не говори потом, что я тебе без мазы!
Затем Фрэнк Бегби вынимает кляп с шаром, облегчая страдания Дэвида Пауэра, но радость длится недолго, поскольку взамен он всаживает ему в рот длинный широкий нож, так что слышится треск сломанного зуба. Тайрон визжит: Бегби кажется, что этот пронзительный, концентрированный вой доносится откуда-то из носа.
— Работа с глиной, ебаное говно, — говорит Франко. — Будет больно, но ты не отключайся, братюня, — убалтывает он и дергает нож вверх, разрывая лицо Пауэра, как бумагу, а другой рукой вдавливает и вкручивает зубило. — А вот и торжественный финал, — говорит он тоном хозяина, который собирается предложить гостю изысканный десерт.
Толстяк не издает больше ни звука, но Фрэнку Бегби видно, что тот изо всех сил зажмуривается. Франко смотрит на босую ступню Пауэра, все так же неподвижно упирающуюся в табурет.
— А ты молодец, Дейви, — с неподдельной прямотой говорит Франко. — Не уверен, что тебя это сильно утешит, но ты вырос в моих глазах, братишка. И я соврал насчет того, что ты мине не нравишься: никогда против тебя особо ничё не имел, — признается он.
После этого Фрэнк Бегби поворачивается и выходит, а истерзанный, изуродованный и сбрендивший Дейви Пауэр чувствует, как табурет выскальзывает из-под ноги. Всего несколько мучительных секунд перепуганного ожидания, и сквозь пелену собственной крови, под оглушительный рев рок-музыки покровитель искусств видит, как падает свеча, а «Лес над Гариохской бухтой» охватывают языки пламени.
