Они поднимались вверх по неровным заброшенным дорогам. Пейзаж менялся, не менялись только домики с жестяными крышами, наспех сколоченные склады и неотличимые друг от друга остановки. Спутанные, переплетенные провода тянулись вдоль дороги, соединяя дома в единую сеть, но чем выше супруги М. поднимались, тем эти сплетения делались тоньше; наконец, остался всего один чахлый кабель, ведущий, подобно дороге, в горы. В какой-то момент и дорога, и кабель закончились – в этом месте М. пришлось переправиться через мелкий ручей. За ним стояло несколько зданий с изогнутыми по углам причудливыми крышами и маленькой колокольней, в которой вместо колокола висел большой латунный гонг. Они вышли из машины. Ветер принес откуда-то запах гари с едва ощутимым химическим оттенком. Это и оказался тот самый монастырь. На гравийной парковке стояла всего одна машина с местными номерами, супруги поставили свой автомобиль рядом и неуверенно двинулись к пагодам.
Вскоре выяснилось, что в монастыре нет никого, кто мог бы ими заняться и провести экскурсию. Вероятно, в сезон сюда приезжали туристы и верующие, но сейчас, видимо, было уже слишком холодно. Единственное дерево – огромное, самое большое, какое они видели за все свое пребывание в Китае, – росло в самом центре двора; то, что оно уцелело за последние сто лет, казалось чудом. Это был гинкго билоба – гордый, с мощным стволом и фантастической кроной.
Они пытались жестами объясниться со стариком, который не проявил к ним особого интереса и сразу исчез, но вскоре появился снова, вместе с другим мужчиной, молодым, в военной форме. Солдату, вероятно, было не больше семнадцати, гладкое лицо и ласковые миндалевидные глаза делали его похожим на ребенка.
– Может переводить, – сказал он на ломаном английском, указывая на себя. – Вести к учитель. Монастырь очень старый. О-о-о, какой старый. Это дерево здесь тоже священное. Монахи поливают его тем, что делают сами. – Он рассмеялся, обнажив мелкие зубы на длинных блестящих деснах. – Ну, вы понимаете, – и он начал подражать звукам опорожнения мочевого пузыря.
Оказалось, что неподалеку расположена военная часть, в которую монахи обращаются за мелкими услугами – когда нужно что-то привезти, отдать, передать… Пожилой мужчина решил, что с переводом солдат тоже вполне способен справиться. Теперь он держался в стороне, хотя порой подсказывал юноше какое-нибудь китайское слово. М. узнали, что в монастыре живут шестнадцать монахов и находится знаменитая статуя так называемого Сочувствующего Будды по имени Миле, она стоит в самом большом храме. Чтобы туда добраться, нужно пройти через храмы поменьше. И они зашагали от храма к храму, поднимаясь по каменным лестницам, разуваясь и восхищенно замирая перед каждой фигурой, не понимая того, что видят: символы, буддийские хоругви, бумажные золотисто-красные листочки, заполненные значками, которые напоминали супругам больших раздавленных пауков. Продолжалось это долго, поскольку солдат, который должен был объяснять, больше молчал, чем говорил, то и дело подыскивая слово в своем бедном словаре, а кроме того, всякий раз расшнуровывал и зашнуровывал тяжелые армейские ботинки. Не пристало солдату китайской армии ходить в незашнурованных ботинках, даже если речь идет о нескольких десятках метров, отделяющих один храм от другого. Шнуровка при этом должна быть безукоризненной, идеальной. Супруги отнеслись к этому с пониманием и вскоре назубок выучили причудливую систему протягивания шнурков через отверстия в ботинках.
