– Он пришел на ваш зов, – сказал я, – можете судить, как близко он был от Эдинбурга и какого рода поручение ему дал ваш отец. Спросите его самого. Если благодаря вашему плану я сам должен лишиться жизни или лишиться тех, кто от меня зависит, то лучше предоставьте мне идти на опасность с открытыми глазами.
Она взволнованно заговорила с ним по-гэльски.
Вспомнив изысканную вежливость Алана в подобных случаях, мне захотелось горько рассмеяться. Теперь именно, видя мои подозрения, ей следовало бы придерживаться английского языка.
Она обращалась к нему с вопросами раза два или три, и я мог заметить, что Нэйль, несмотря на свое раболепие, казался очень рассерженным.
Затем она обратилась ко мне.
– Он клянется, что вам ничего не грозит, – сказала она.
– Катриона, – возразил я, – верите ли вы ему сами?
Она заломила руки.
– Разве я могу знать? – воскликнула она.
– Но я должен найти способ узнать это, – сказал я я не могу больше бродить в потемках, когда должен заботиться о двух человеческих жизнях! Катриона, попытайтесь стать на мое место! Клянусь богом, что я всеми силами стараюсь стать на ваше. Между нами никогда не должно было произойти такого разговора, нет, никогда! Сердце мое надрывается из-за этого. Попробуйте задержать вашего слугу до двух часов ночи, больше ничего не надо. Попытайтесь добиться этого от него.
Они опять заговорили по-гэльски.
– Он говорит, что получил поручение от Джемса Мора, моего отца, – сказала она. Она стала еще бледнее, и голос ее при этих словах задрожал.
– Теперь все достаточно ясно! – заметил я. – Да простит бог нечестивых!
Она не произнесла ни слова, но продолжала смотреть на меня, и лицо ее было все так же бледно.
– Прекрасное это дело! – продолжал я. – Значит, я должен погибнуть, и те двое вместе со мной.
– О, что мне делать? – воскликнула она. – Разве я могу противиться приказанию моего отца, когда он в тюрьме и жизнь его в опасности!
– Может быть, мы ошибаемся, – сказал я. – Не лжет ли Нэйль? У него, может, и не было прямых приказаний. Все, вероятно, устроил Симон, и ваш отец ничего об этом не знает.
Она расплакалась, и совесть стала сильно упрекать меня, так как девушка была действительно в ужасном положении.
– Ну, – сказал я, – задержите его хоть на час. Я тогда рискну и благословлю вас.
Она протянула мне руку.
– Я так нуждаюсь в добром слове, – рыдала она.
– Так на целый час, не правда ли? – проговорил я, держа ее руку в своей. – Три жизни зависят от этого, дорогая!
