– Отец Винченцино – осел. Если его беспокоят трубы, пусть заткнет себе уши. Все это только выдумки и предлоги. Не было, ведь труб, когда он голосовал против меня. Да и синьор Винченцино…
– Он воздержался от голосования.
Когда разговор переходил на эту тему, кавалер кратко обрезал его. Брак дочери, отложенный отчасти из материальных соображений, но главным образом из-за выборной борьбы, был настоящею занозою в его сердце. Пока дела не примут иной оборот, было бесполезно думать и рассуждать об этом деле. Дочка, бедная девочка, была умнее мамаши и никогда не говорила о своем браке. Но в будущем году… после выборов!..
По этим причинам кавалер отдался своему клубу телом и душою; в городе это собрание называли даже клубом не отставных, а кавалера. Он устроил также воскресную вечернюю школу для неграмотных членов. Половина членов числилась уже в выборном списке и омрачала, по его мнению, сон господ из городской думы.
Итак, трубы беспокоили его? Но в июле в день выборов они обратятся в трубы на страшном суде!
Воображение рисовало ему картину его маленького войска с ним во главе, шедшего подавать голоса под звуки труб, точно на осаду, и одерживающего полную победу. А пока он устраивал воскресные прогулки и экскурсии с вином, хлебом, жарким, орехами и сухими винными ягодами, чтобы поддерживать в членах клуба веселое настроение и единство духа. Все это приводило в отчаяние донну Беатрису, которая обрушивалась также на Чиполлу, когда он являлся к ней и говорил.
– Синьор кавалер сказал, что хлеб он купит у Северино, а вино возьмет из маленькой бочки. Я разбавлю его, барыня.
Но так как он сам спускался в погреб, то никогда не разбавлял его.
– Убирайтесь все прочь отсюда, – сердито кричала донна Беатриса, хоть и бранилась теперь меньше прежнего в виду приближения выборов. Она решила посмотреть, что-то будет.
Это было интересное зрелище.
Трубы клуба Отставных действительно напоминали в тот день трубы на страшном суде, гудя по всем улицам города с разсвета до поздней ночи, точно в городок был взят приступом. – Да здравствует кавалер! Да здравствует кавалер. Ура!
* * *
Победа оказалась, впрочем, далеко не блестящей. По списку кавалера прошли только двое – он и нотариус Питарра. После выборов кавалер скромно сказал членам клуба:
– Это ваша победа! Это победа ваших прав и треований, а я буду только вашим голосом в думе.
Городской голова был хитрая бестия, ничего что внук каретника (а не сын, как говорила донна Беатриса в порыве гнева); на первом же заседании думы, как только кавалер появился в зале, он пошел ему навстречу, пожал руку и выразил ему свою радость по поводу появления его в их среде. Затем он отвел его в сторону и сказать:
