Они бросают друг на друга взгляды, сначала беглые, тайком, потом все чаще и настойчивее. “Вперед, дружище”, – говорит Кессель, заметивший эти авансы, но Гари вперед не рвется – боится получить отпор. Лесли Бланш – так зовут эту женщину – решительней его и подходит сама.
– My dear, you look like Gogol[29], – говорит она.
И правда смахивает, но чуть-чуть, только если прищуриться: у Гари волосы короткие, у Гоголя – длинные. У Гоголя нос прямой, а у Гари после всех неудачных приземлений – не очень. И брови у Гари густые, а у Гоголя – в ниточку, как будто их выщипали. Только зрачки одинаковые: какие-то усталые, тоскливые, так что, если судить по зрачкам, забыв обо всем остальном – о носе, волосах, улыбке и т. д., включая усы, тоже разные: у Гоголя, хоть далеко не ницшеанские, но все же более солидные, чем у Гари, – и если исходить из постулата, что портреты одного столь же верны оригиналу, как фотографии другого, то да, можно сказать, Гари похож на Гоголя.
– Что вы знаете о Гоголе? – спрашивает Гари.
– Все, – отвечает она. – “Мертвые души” читала три раза.
– Это вы думаете, что читали, но читали не в подлиннике, а в плохом английском переводе, который не способен передать всей красоты и поэтичности, всех тонкостей его прозы.
– Правда, но я дурака, а ваш язык много трудный, – отвечает Лесли на ломаном русском.
И Гари понимает смысл этого ответа: “Вот тебе, бестолочь, хотел меня поддеть, а я знаю русский не хуже тебя”. Он улыбается.
– Вы, – говорит она, – француз?
– Француз, но не совсем.
И он рассказывает ей то, что она хочет слышать: он сын польского князя, родился между Курском и Москвой, но его настоящая родина, его любимый город – Ницца.
– How is it? – спросила Лесли.
– What? – переспросил Гари.
– Nice.
– Nice[30], – сказал он, и оба рассмеялись.
Потом Гари спросил, откуда родом она сама.
– Коренная англичанка, точнее даже лондонка, однако в душе русская. Потанцуем?
Гари – ни в какую. А чем она занимается?
– Журналистка. Работаю в “Вог”, но хочу быть писателем.
Он тоже. Тоже хочет быть писателем. Все хотят. Но у него скоро выйдет книга.
– Да? И о чем?
– О Польше, о польском сопротивлении, о лесных партизанах и о вороне по имени Акакий Акакиевич.
– Как в “Шинели” у Гоголя?
– Именно так.
Гари поет ей польскую песенку. Она, чтобы не быть в долгу, читает ему по-английски Китса, Байрона, Лавлейса и shall we dance?[31]
– Нет, – отвечает он по-русски.
Она смеется чисто по-английски: сдержанно и стыдливо, – смехом настоящей
