Некий господин Пекельный | страница 42



Выйдя из кабинета командующего, Гари встретил Мендеса Франса, тот осведомился об Ароне, потом встретил Арона, тот осведомился о его романе. Потом отправился в Дорчестер, умял три бутерброда с огурцом, встретился в гостинице с подружкой и всесторонне защищал честь Франции, а поздно вечером пошел в “Маленький французский клуб” на Сент-Джеймс-плейс, прокуренный подвальчик с белеными стенами (он представляется мне похожим на тот мой вильнюсский ресторанчик, только без пышногрудой официантки в декольтированной блузке), на которых красуются французский триколор, портрет Генерала и черно-белые фотографии Парижа.

У входа он столкнулся с Морисом Дрюоном в одной рубашке без куртки, рука об руку с англичанкой. Они обменялись парой слов под вывеской с королевскими лилиями и разошлись, простившись по-приятельски. Гари поздоровался с хозяйкой, старой девой-франкоманкой с высоким шиньоном и в бифокальных очках, сел за столик поближе к кухне и заказал крутое яйцо и говядину по-бургундски. Пока он ждет (уже минут десять), вокруг на все лады идет игра: заигрывают (с женщинами), выигрывают (в карты) и проигрывают (заезженные пластинки на граммофоне) – и все это с наигранным безразличием (черт с ним, с обстрелом!). И вот между двумя французскими песенками между двумя небезызвестными нам французами завязывается беседа, – о чем, нам неизвестно, но допустим:

– Ты сегодня свободен?

– Не свободнее Франции.

– Значит, занят?

– Ну да, как обычно.

– Чем?

– Женщины, война, литература. А ты?

– Литература, женщины, война.

Кто в этом диалоге первый? Тот, кто рожден от русского отца и матери-еврейки, детство провел в России, учился в Ницце, летчик, боец Сопротивления, писатель, или другой, родившийся от русского отца и матери-еврейки, проведший детство в России и учившийся в Ницце, летчик, боец Сопротивления, писатель? Тот, что моложе и кому славу принесут слоны, или другой, постарше, кого прославит “Лев”[27]?

Тот, кто старше, совсем не стар – ему сорок шесть, и он успел сделать несколько довольно примечательных вещей. Прошел войну, еще ту, Первую мировую, служил в артиллерии, затем в авиации, этой “кавалерии лазури, гроз и облаков”; написал об этом книгу, назвал ее “Экипаж”; в двадцать лет совершил кругосветное путешествие; потом опять пришла война, и он, увидев “над нашей землей птиц зловещих полет”, бежал от них в Лондон, где однажды в пабе, на краешке стола, в два счета сочинил на пару с ходившим в рубашке без куртки племянником гимн, вдохновлявший армию теней, французских воинов, не тех, кто при свете дня красуется в беретах и нарукавных повязках