57
– Не понимаю, как этим сукиным детям удалось не отбросить копыта! – примерно так говорил доктор Берко полковнику Анри де Ранкуру. И продолжал: – Их нашли без сознания среди обломков “Бостона”, оба зажали шлемы между ног. Чтоб защитить – понятно что!
– Вот что называется – “определять приоритеты”, – отозвался Ранкур и осмотрел обоих раненых – они лежали на походных койках, обмотанные бинтами, если не невредимые, то все же почти целые.
– Как они?
– Гари ранен в живот, не смертельно. Зрительный нерв у Ланже не задет, он будет видеть. Словом, дешево отделались.
Какое облегчение для всех.
И для Бодена.
58
Их подвиг не остался незамеченным. Сначала рассказ о трех чудом выживших летчиках появился на страницах “Ивнинг Стэндард”, потом их пригласили рассказать об этом полете на радио ВВС, и, наконец, однажды, когда Гари сидел в офицерской столовой, связист принес ему телеграмму и с особым почтением в голосе сказал: “Из Карлтон-Гарденс”. – “Дайте-ка”, – с внезапной живостью сказал Гари, выхватил телеграмму и пробежал по ней глазами. “Временное правительство Французской Республики… бла-бла-бла… в соответствии с приказом… бла-бал-бла… орденом Освобождения”, ниже его новое имя – Ромен Гари и звание – лейтенант, а в самом низу подпись: Шарль де Голль.
59
Для Гари война закончилась – ну, если не война, то по крайней мере бои. Ему дали отпуск, и он поехал в Лондон, а там поговаривают, что уже все, this bloody war[26] подходит к концу. И больше не придется по утрам проходить мимо зданий, от которых после немецкой бомбежки остались одни стены; больше не будет дымящихся руин и завалов из щебня на улицах, не будет вопящих сирен по ночам и ночевок в подземных убежищах. Город, конечно, здорово пострадал, но жизнь продолжается, и кто не умер, тот здоров. Однако радоваться, оказалось, рано – очень скоро, снова-здорово, все началось, как в сороковом, когда в лондонском небе кружили самолеты люфтваффе.
Только на этот раз смерть сеяли не “мессершмитты”, а немецкие ракеты “Фау-1” и “Фау-2”, dii ex machine бесноватого с усиками, они сыпались градом на город. В Берлине злорадно смеялись, а лондонцы не унывали: мол, хорошо смеется тот, кто смеется последним, хотя, ей-богу, в это время в Лондоне было совсем не до смеха.
60
– Вам, кажется, смешно, Гари?
– Очень! А вам разве нет?
Это вы, неразличимое в английском языке, относится к офицеру британской МИ-5, которому явно совсем не смешно.
– Дело серьезное. Чрезвычайно серьезное. Вы что, не понимаете?
