Патрик не смеялся, но я чувствовал, что он тоже меня не понял. Даже усомнился, ограничились ли изменения в моем мозгу только областью анализаторов. Неужели действительно надо "перепутаться", чтобы понять, о чем я толкую!
Так мы ни о чем и не договорились. Шеф спохватился, что должен присутствовать на эксперименте, сказал, что еще поговорим, время терпит, и ушел - талантливый ограниченный человек. За ним утянулся и Борюня. "Приборы, дорогой, я все-таки оставлю... кхе-гм!"
Не нашел я слов... Э, важны не слова, а что я решу и буду делать. И я уже знаю - что. Только надо сперва хорошенько выспаться.
XII
Во сне я глядел на себя в зеркало, водя по щекам электробритвой. Видел свои руки с тонкими сильными пальцами, четкими жилками, редкими светлыми волосками. Потом увидел Камилу, Витьку Стрижевича - приятеля студенческих времен; видел листья на асфальте - огненно-красные и желтые кленовые, ржаво-желтые вязовые, газетный киоск, что неподалеку от института, кусок кирпичной стены с водосточной трубой, улицу с пешеходами и блестящими машинами и что-то еще, еще. Когда проснулся, подушка была мокрая: я спал и плакал. Человек во сне слабеет.
Что ж, пусть и это войдет в новое восприятие мира: оплаканное во сне видение - унаследованное нами от зверей и кажущееся единственно возможным.
За окном тихо, -стало быть, уже темно. Институт опустел. Для "освещения" комнаты я поставил пластинку на проигрыватель- и воспринимал не только смутные очертания предметов (дайте срок, Патрик Янович, и спички крестом сложу!), но и чюрлёнисовские образы, на сей раз довольно конкретные. Колышется до сизого горизонта в многобалльном шторме море, раскачиваясь, налетают на берег большие белогривые волны, пушечно ударяют о скалы, взметывают до неба ликующие фейерверки брызг.
- Та-димм... та-дамм-та-дамм-да-дамм!
Вон что, это я выбрал Девятую симфонию Бетховена, самое начало. Я не бывал в местах, где он жил,- но это она.
Недолгие сборы: тот надувной наплечник-нагрудник, парик, очки, портфель с необходимым. Да, не забыть пластиковый мешок и шнур! Теперь записка: "Патрик Янович, Борис, Юля, все! Убедительно прошу не искать меня. Надо будет - сам найдусь. Пока, обнимаю!"
Лифтом вниз в голубой тишине. Вестибюль. Справа вахтер в кожаном кресле дремлет, прикрывшись газетой. Они у нас смотрят только на входящих, да и то не всегда... работнички!
Вот я и на воле. Для всех осенняя "темна ноченька", а для меня светло: ветер свищет в голых ветвях, обдирает последние листья с деревьев, справа плещет Волга. Иду по набережной к роще. Фонари обдают меня шумовым душем. Встречные прохожие заметны снизу, от торопливых шагов.. Наверно, думают: вот тип, мало ему глухой ночи, еще фильтры нацепил!
