Великое [не]русское путешествие | страница 43



«Где я?» — со вскипающим изумлением озирался мысленным взором Генделев.

— И что? — продолжала раздражаться мама. — Видим мы тебя?.. мы — тебя?..

— Может, это и к лучшему, родные мои, — указнился сынок.

— Ты, мил-друг, как с цепи сорвался, пьянки, гулянки, чем от тебя пахнет, дешевыми духами!..

— «Северное сияние»[185]… — начал было оправдываться сын, но — осекся: не поймут.

— Ты муж и отец семейства! Глянула б Леночка на твои художества!

«Глянула бы… бы… Леночка…» (Печатай, не отрывайся!) Щадя стариков — а на самом деле по трусости, — Генделев не осветил некоторых обстоятельств своей биографии, врал, как сивый мерин, письменно, а теперь — лгал устно.

— Прохвост! — к месту сказал из-за стенки папа. — Ты губишь свое здоровье на корню!

— На корню, о, как верно! — чуть было не кивнул головой Миша, но не кивнул — больно.

— И вообще, — сказала мать, — ты что, приехал в нашу страну вести себя как прощелыга?

— Как прощелыга, — эхом (есть такой синдром в психиатрии: эхолалия[186] — дело швах!) отозвался доктор Генделев, как прощелыга…

— Посмотри, как ты вызывающе одет, — хладнокровно добил отец.

— Тебе тридцать семь лет! — оплакала мать.

— Хороший возраст для расстрела, — тяжело согласился сын, подтянул в честь удачной реинкарнации девятикарманные палевые шальвары, приблизительно попал, по утру не меткий, в рукава курточки цвета перерезанного горлышка рассвета над героической Масадой[187], поцеловал мать, профилактически втянул в себя весь воздух кубатуры кухоньки — и выдохнул только уже на улице, прямо в пасть шарахнувшейся страшной овчарке соседа-отставника.

— Здравствуй, Мишенька! — пропел косой, того еще отставник (зеки ему око выдавили). — Вернулся, Мишенька? А я тебя еще во-о-от таким помню…

— И я вас еще каким помню! — хамски, не оглядываясь, ответствовал волкодаву Генделев и поплелся по родному, имени Николая Ивановича Смирнова, бывшее Ланское шоссе, проспекту. Положительно, пора основывать собственное неформальное общество «Memory»[188]

Глава двадцать третья,

о том, как путника на родину послали,

и прогрессии симптома эхолалии

Смеркалось.

Т. е. — светало, а вообще-то нашему герою было ровным счетом наплевать, что у них тут со светом.

Одновременно и болело то место над шеей, и хотелось пить.

Дегидрация организма.

(«Дегидрация», — повторил организм. Эхолалия…)

С разных сторон по проспекту шло не очень много людей.

Но шли советские люди по проспекту странно — в одну сторону.

И Генделев пошел с ними за компанию, и тоже в одну — их — сторону. Точка.