– … свиданя. Пошли, Джимми!
Элоиза вдруг вскочила, покачнулась:
– Дай-ка твой стакан!
– Не надо, Эл, ей-богу! Меня ведь ждут в Ларчмонте. Мистер Вейнбург такой добрый, я никак не могу…
– Позвони, скажи, что тебя зарезали. Ну, давай стакан, слышишь?
– Не надо, Эл, честное слово. Тут еще подмораживает. А у меня антифриза почти не осталось. Понимаешь, если я…
– Ну и пусть все замерзнет к чертям. Иди звони. Сообщи, что ты умерла, – сказала Элоиза. – Ну, давай стакан.
– Что с тобой делать… Где у вас телефон?
– А во-он он куда забрался, – сказала Элоиза, выходя с пустыми стаканами в столовую. – Во-он где. – Она вдруг остановилась на пороге столовой, споткнулась и притопнула ногой. Мэри Джейн только хихикнула.
– А я тебе говорю – не знала ты Уолта, – говорила Элоиза в четверть пятого, лежа на ковре и держа стакан с коктейлем на плоской, почти мальчишеской груди. – Никто на свете не умел так смешить меня. До слез, по-настоящему. – Она взглянула на Мэри Джейн. – Помнишь тот вечер, в последний семестр, как мы хохотали, когда эта психованная Луиза Германсон влетела к нам в одном черном бюстгальтере, она еще купила его в Чикаго, помнишь?
Мэри Джейн громко прыснула. Она лежала ничком на диване, оперев подбородок на валик, чтобы лучше видеть Элоизу. Стакан с коктейлем стоял на полу, рядом.
– Вот он умел меня рассмешить, – сказала Элоиза. – Смешил в разговоре. Смешил по телефону. Даже в письмах смешил до упаду. И самое главное, он и не старался нарочно, просто с ним всегда было так весело, так смешно. – Она повернула голову к Мэри Джейн. – Будь другом, брось мне сигаретку.
– Никак не дотянусь, – сказала Мэри Джейн.
– Ну, шут с тобой. – Элоиза опять уставилась в потолок. – А как-то раз я упала, – сказала она. – Ждала его, как всегда, на автобусной остановке, около самого общежития, и он почему-то опоздал, пришел, а автобус уже тронулся. Мы побежали, я грохнулась и растянула связку. Он говорит: «Бедный мой лапа-растяпа!..» Это он про мою ногу. Так и сказал: «Бедный мой лапа-растяпа!» Господи, до чего ж он был милый!
– А разве у твоего Лью нет чувства юмора? – спросила Мэри Джейн.
– Что?
– Разве у Лью нет чувства юмора?
– А черт его знает! Наверно, есть, не знаю. Смеется, когда смотрит карикатуры, и всякое такое. – Элоиза приподняла голову с ковра и, сняв стакан с груди, отпила глоток.
– Нет, все-таки это еще не все, – сказала Мэри Джейн. – Этого мало. Понимаешь, мало.
– Чего мало?
– Ну… сама знаешь… Если тебе с человеком весело, и все такое…
