Я уже заплатил за завтрак, и теперь мы ждем сдачи.
— А вот ты, — продолжает Узи, — вышел из своего развода королем. Ни шекеля она не взяла.
— Это потому, что взять было нечего. — Я пытаюсь придать комплименту разумные пропорции.
— Пока что, — Узи похлопывает меня по спине. — Пока что. Теперь, когда между вами все дела подписаны, самое время поймать жизнь за хвост и выйти единственным победителем — как в лотерее, без партнеров.
— Без партнеров, — автоматически повторяю за ним я и выпиваю самый последний, самый сладкий глоток кофе.
— Без партнеров, — повторяет Узи. — Только ты да я. Есть у меня чувство, что кукареку слегка просядет еще раз, не слишком низко, эдак до один и тридцать пять, и тут мы начнем. Начнем ему встааааав-лять.
Официантка все не несет сдачу, а вместо нее появляется хозяин заведения.
— Простите, — говорит он. — Мне очень неловко вам мешать, но сотенная купюра, которую вы дали, — фальшивая. Видите? — Теперь он держит купюру против света. — Ненастоящая.
Я беру купюру у него из рук и смотрю на водяной знак, и вместо портрета бывшего президента Бен-Цви мне улыбается кое-как намалеванный смайлик.
— Фальшивая? — загорается Узи и выхватывает у меня сотку. — Покажи!
Хозяину он бросает взамен другую купюру, и тот изучает ее на свет. Я тем временем извиняюсь. Говорю хозяину, что расплатился двухсотенной купюрой в такси по дороге сюда, — видимо, таксист подсунул мне фальшивку вместе со сдачей.
— Она крутейшая, эта купюра, — говорит Узи. — Ты мне ее продашь? За сотню?
— Что ты так тащишься? — говорю я. — Она фальшивая.
— Именно из-за этого, дебил, — говорит Узи и вытаскивает из кошелька пачку купюр. — Нефальшивые у меня уже есть. А вот фальшивая — это же класс. Если кто меня плохо обслужит — так я сразу с ним фальшивой расплачусь.
— Ладно, — говорю я. — Бери. Сто фальшивых шекелей в подарок от меня.
Теперь мы в машине у Узи. Только сели. Не знаю, зачем я рассказал ему, что плачу по ночам. Узи не совсем тот человек, с которым надо делиться подобными вещами.
— И это, — подчеркиваю я, — не из-за нее. Я совсем не хочу, чтоб она вернулась.
— Понимаю, — бормочет Узи. — Понимаю. Я ж ее знаю.
Мобильник играет ему песню про то, что он крут, но он даже не глядит на экран, чтоб узнать, на сколько поднялись акции, — только придвигается ко мне лицом почти вплотную и всматривается, как врач, обследующий пациента.
— Знаешь, что тебе сейчас надо, причем срочно? — говорит он. — Эфиопский сэндвич на Матлон, пятьдесят шесть.
