Великая Китайская стена | страница 51



Дипломатическим результатом этого поучительного поражения стала политика «мира и дружбы» (хэцинь). Китайцы предлагали дружбу в виде невест и взяток — принцесс из императорского дома, шелка и зерна; сюнну предлагали мир — когда это им было выгодно. Это вещественное и брачное вымогательство с китайской точки зрения не увенчалось для них полным успехом: набеги сюнну продолжались, а требования Маодуня становились все более возмутительными. В 192 году до н. э. он даже запросил руку императрицы Люй, вдовы Гаоцзу и в 188–180 годах до н. э. де-факто правительницы. «Я одинокий вдовый правитель, — написано в его письме-предложении. — Ваше величество тоже овдовевшая правительница, ведущая одинокую жизнь. Жизнь у нас безрадостная, и нет возможности развлечь себя. Я надеюсь, мы сможем поменять то, что имеем, на то, чего нам не хватает». Первым порывом взбешенной императрицы было напасть на дерзкого варвара, но ее военачальники тактично напомнили: «Даже император Гаоцзу, при всей его мудрости и отваге, столкнулся в Пинчэне с великими трудностями». Успокоившись и поразмыслив, она составила вежливый ответ, где выражала благодарность, но отказывала в предложении: «Мой возраст солиден, и жизненные силы слабеют. Мои зубы и волосы выпадают, я даже не могу сохранять твердую походку… Я недостойна снисхождения самого [Маодуня]. Однако моя страна не сделала ничего плохого, и я надеюсь, он пощадит ее» (в просьбе императрицы безошибочно чувствуется мольба к Маодуню не нападать на Китай в отместку за отказ).

Несмотря на унизительные стороны политики «мира и дружбы», ее торговая и подарочная дипломатия в течение нескольких десятилетий смягчала отношения между китайцами и сюнну гораздо более эффективно, чем это когда-либо получалось у стен. В середине II века до н. э. северная граница была довольно мирной, общины там страдали лишь от мелких набегов. Старые рубежные стены, казалось, утратили свое военное значение. Как сообщает Сыма Цянь, «начиная от шаньюя и ниже, все сюнну стали дружелюбны к Хань, ходили друг к другу вдоль Длинной стены».

Между тем «мир и дружба» больно уязвляли китаецентристское самомнение. Умиротворение Китаем сюнну, писал возмущенный конфуцианский чиновник Цзя И, было столь же неустойчивым, как «человек, висящий вверх ногами».

«Сын Неба [император] является головой империи. Почему? Потому что он должен оставаться наверху. Варвары — это ноги империи. Почему? Потому что они должны находиться внизу. Теперь сюнну заносчивы и дерзки, с одной стороны, и нападают на нас и грабят — с другой… Однако каждый год Хань дает им деньги, шелк-сырец и ткани. Управлять варварами — это власть, которой наделен император наверху, а давать дань Сыну Неба — это ритуал, который должны исполнять вассалы внизу. Висеть же в положении вверх ногами, как сейчас, означает переходить все границы».