Я. А порно — не пошлость?
Я. Нет. Порно попросту вне понятий пошлость — не пошлость. Скажем так, за гранью добра и зла.
Я. Тяжело… Ну и унылую картитнку ты соорудил… Как-то не весело.
Я. А что, я не прав? Ты посмотри вокруг. Одна сплошная шняга.
Я. Может, все не так уж и хреново?
Я. Хреново! Еще как хреново! Это катастрофа! Мы сидим на пороховой бочке с зажженным фитилем, только горит он медленно! Ко всему ведь подлец человек привыкает, как заметил Достоевский!
Я. Слушай, да ты злой мужик!
Я. Злой, конечно! Отчасти ты сам виноват: приперся тут со своими дурацкими вопросами. Знаешь, как достали?
Я. Кто?
Я. Вы. Люди.
Я. То есть ты не человек, что ли?
Я. Я хоббит. Или марсианин. Считай меня кем угодно, только не человеком.
Я. Опаньки! Это что, гордыня?
Я. Вовсе нет. Я не хочу сказать, что лучше вас. Может быть, лучше и вы. Я другой.
Я. Стань иным, выйди из мрака…
Я. Ну да. Не понимаю, почему пипл тащится с Лукьяненко? Писатель коммерческий, типа Кунина. Я не хочу сказать, что он плохой! Вот Дюма, например, срубал бабло, так он это делал кошерно. Вообще (уж не помню, кто это сказал) есть один-единственный критерий оценки своей работы: стыдно тебе за это или нет.
Я. А хорошо сказано!
Я. Да. Правда, есть людишки, у которых совесть отсутствует напрочь. Та же Донцова, например, или сочинительницы бесконечных так называемых «дамских» романов. Хотя и там попадаются книги неплохие, не шедевры, конечно, но читабельные.
Я. Можешь привести пример?
Я. Пожалуйста. Прихожу я как-то на работу, а под прилавком, рядом с кассовой машинкой лежит какая-то хрень без переплета. У меня, знаешь ли, есть дурацкая привычка: текст должен быть прочитан. Любой.
Я. И тебя вцепило.
Я. Ты будешь смеяться, но именно так и произошло. Два дня я ломал голову: кто же оставил такой подарок? В магазине работали две барышни: назовем их условно Ира и Катя. Будем корректны, как это ныне модно. Ну, Ира-то точно такую фигню не читает. А Катя? Я о ней просто не подумал!
Я. Вот головоломка!
Я. Покруче кубика Рубика! В конце концов оказалось, что на моих выходных в отделе работала Катя и этот покетбук позабыла. На исходе второго дня я его дочитал. На третьем мы пересеклись и я книжку ей вернул.
Я. Представляю ваш диалог…
Я. Ничего подобного! «Ну как?» — спросила Катя. «Ништяк!» — ответил я.
Я. Скажи честно, бухал?
Я. Нет. Но ты прикинь коллизию: Италия, 1860-е годы. В Америке отменили рабство, у нас — крепостничество. В Италии была своя суета. Тот самый Гарибальди — помнишь такого? — вставил пистон, кому нужно. В общем, мрак был еще тот. Война — дерьмо, а гражданская — вдвойне.
