Там он, прежде, чем упасть на койку, нашел маори по имени Альберт, владельца яхты.
— Здорово, Альберт, я принес бабки за красавицу, — начал он, когда они поздоровались.
— Я рад, Моана, что ты так быстро собрал деньги. Не подумай, что рад, что быстро продаю, я ее вообще продавать не хотел, как ты помнишь. Рад, что у тебя все сложилось. Вот бумага, я ее оформил на днях, подпиши, — сказал Альберт, протягивая Моане листок. Но тот отрицательно покачал головой, открыл сумку и стал выкладывать из нее пачки денег. Когда он дошел до половины суммы, Альберт, улыбнувшись, положил свою руку на его и сказал: «Все, мужик. Это все деньги».
— Ты чего несешь, Альберт? Тут ровно половина, не шути со мной сегодня, я не в духе, — ответил Моана. Что еще за чертовщина.
— Нет, Моана, здесь все. Остальную половину Джекки заплатил мне еще четыре месяца назад и велел помалкивать. Он боялся, как он сказал, что тебя могут срубить в клетке, прежде, чем ты наберешь все нужные киви. Вот и все.
— Джекки? — Тупо спросил Моана.
— Джекки, мужик, Джекки, все, до последнего киви, — сказал Альберт.
— И что мне теперь делать с этим баблом, мать его?! — Рассвирепел внезапно Моана.
— Мне бы такую заботу! — Рассмеялся Альберт.
— У Джекки есть родные, Аль? — Моана порой сокращал имя Альберта.
— Есть, — Альберт продолжал улыбаться.
— И ты знаешь, где их найти? — Спросил Моана, обрадовавшись, что он сможет помочь тем не только деньгами на похороны.
— Знаю. Вся его родня стоит передо мной сейчас, Моана. У Джекки не было никого, кроме тебя и «Стальных крыс». Он сирота, подкидыш. Даже не приютский, он вырос на асфальте. А тебя он считал своим братом. Вот так, мужик с севера, — Альберт перестал улыбаться, грустно глядя на Моану.
— Джекки погиб утром, Ал. Ты не знаешь? — Спросил Моана зачем-то. Вовремя оборвал себя, чуть не ляпнув от усталости, что Ал мог бы и смолчать про выплату денег. О людях нельзя так думать. Это усталость и горе.
— Знаю. И что это меняет? — Маори почуял второй смысл в словах Моаны и начинал злиться.
— Это значит, что ты хороший человек, — сказал Моана.
— Это значит, что ты мудак, — сказал Аль, — не обязательно носить «моко» на роже, чтобы быть маори.
Немного на свете было людей, кто назвал бы Моану «мудак» и остался цел. Но Альберт был прав, право во всех смыслах. Моана оскорбил его, походя. А слово «маори», если перевести его на белую кашу, и значит «человек», «настоящий», «истинный». Вот и все.
— Ты прав, а я нет. Прости меня, мужик. Это я от горя, — сказал Моана.
