Профессиональное становление Эгила Шварца и его товарищей происходило в причудливом переплетении двух составляющих: добропорядочного влияния старых мастеров, переживших эпоху независимой Латвии, и повального, несанкционированного увлечения студентов современными заморскими мелодиями. Применительно к последнему замечу, что мало было слушать, затаив дыхание, западную музыку, требовалось еще оперативно подхватывать ее, как-то фиксировать. Магнитофоны пока не водились. Но инженер фабрики "Радиотехника" энтузиаст джаза Янис Лицидис сконструировал дома самодельный аппарат, на который по ночам записывал с эфира чужеземную музыку. К Янису привела Шварца и компанию миловидная Ирен Рейншюсель, немка по происхождению, студентка композиторского факультета, сама страстно увлекавшаяся джазом. Она просто тянула Эгила за рукав и восторженно шептала на ухо: "Послушай, какая музыка! Это что-то совсем другое. Как они играют!" А из недр допотопного, домашней конструкции магнитофона звучали далекие оркестры Глена Миллера, Гарри Джеймса, Стэна Кентона, квинтета Ширинга.
Гунарс Кушкис, обладавший абсолютным слухом и завидной памятью, моментально "калькировал" услышанные мелодии, которые потом нота в ноту игрались на танцевальных вечерах в консерватории.
Эгил не помнит, как он познакомился с Ирен Рейншюсель. Кажется, на студенческих танцульках. Они были беспечны и жизнерадостны, и мир открывал им свои просторы и тайны. Никто не думал о том, что молодость стремительно умчится в неизвестные дали, и тем более не предполагал, что Ирен покинет страну, но спустя многие годы пути их снова пересекутся, и она сыграет важную роль в судьбе Эгила Шварца. Но об этом позже.
После ухода получившего диплом Рингольдса Оре студенческий биг-бэнд возглавил Эгил Шварц. Этого ему показалось мало. Через некоторое время он организовал, почти в том же составе (Р. Паулс, Г. Кушкис и др.), самодеятельный молодежный джаз-оркестр при ДК строителей с обязательными (два раза в неделю) репетициями и регулярными выступлениями в развлекательных программах. В качестве певца на танцевальных халтурках нередко появлялся эстонский студент Бруно Оя - красивый, высокий и ладный парень, исполнявший американский репертуар. Люди, знавшие английский, говорили, что Бруно поет абракадабру. И он тоже по воле случая пересечет несколько раз дороги Шварца; правда, эти встречи не будут содержать в себе ничего судьбоносного. Так, прихоть теории случайностей.
