Старший подумал, что белому нужны не деньги, а, скорее, психиатр, но, к сожалению, тащить его к врачу не было ни у кого ни времени, ни желания. А потому проще было его избить и бросить в пыль, если не успеет удрать, а еще проще — проломить ему башку и бросить в болото, что простиралось прямо за этим домом и где его никто и никогда бы не нашел, будь хоть сыном самого, мать его, президента. Мать его. Мысли эти, да и сам белый, подпортили настроение старшему группы охраны саммита.
— Да они всем нужны, «снежок», — философски протянул старший, мигнув едва заметно, своим двум более молодым помощникам.
Одну руку он протянул к белому, намереваясь сграбастать того за куртку, а вторую — к мачете для рубки сахарного тростника, что лежало рядом с ним и сроду не пробовало ничего, что напоминало бы какую-нибудь флору. Чаще оно использовалось для куда более благородных целей. Двое его товарищей вооружены были точно так же, а у одного из них, по молодости и горячности, под куртку был заткнут еще и пистолет. Молодо-зелено, кому, в наше время, при нормальной, стабильной работе фирм, понадобится стрелять? Мачете и то — больше для блезиру. Эдакое церемониальное оружие. Чтобы не расслаблялись.
То, что было дальше, на драку даже как-то и не походило. Белый не показал никаких чудес, в духе Джета Ли, или Джеки Чана, или, что было бы как-то ближе, Стивена Сигала. Не показал он никаких бросков, кульбитов, не выхватил оружия, чтобы одновременно поразить всех троих, являясь спецагентом какого-нибудь сверхсекретного спецподразделения. «Снежок» просто схватил то, что было к нему поближе — большой палец левой руки старшего по охране и выломал его к черту, прижав его к предплечью по направлению к локтю, для верности придержав беднягу второй рукой за запястье. Улицу огласил дикий рев, белый же ублюдок, не говоря худого слова, сунул свой большой палец в правую глазницу стоявшему рядом молодому, тому, что со стволом, а когда тот вскинул руку к лицу, со всей дури дал ему ногой по яйцам. От этого простенького антраша негр повалился на спину, присоединив свои завывания к реву старшего, а белый, кто бы спорил, ублюдок, быстро поднял с земле упавший из-за свободных в поясе джинсов коллеги Фаринелли, пистолет, и пустил пулю в колено третьему.
Ничегошеньки он не сказал, ничегошеньки он не сделал, вроде добивающих ударов, казалось, он сразу и напрочь о них забыл. Он ударил в дверь ногой и прошел внутрь. То ли он не соображал, что выстрел переполошит весь кагал, заседавший в доме (так как жителям района на любую пальбу было попросту наплевать, если она не носила слишком уж личного характера), то ли соображал, но ему это было безразлично.
