— А ты?
— А на что похоже то, что делаю я?
— Идешь по Манчаку с самым тупым ниггером Нового Орлеана.
— Я иду тут один. Ты пока что еще не тут. Ты еще дома — наполовину. И мечтаешь туда вернуться. Но тут, извини, облом. С Манчака не возвращаются.
— А ты не боишься, «снежок», что пугая черного парня, ты получишь в спишу заряд картечи, а черный парень вернется домой?
— Не поможет, мужик. Стреляй, если хочешь. Только сначала всмотрись.
— Во что?
— В себя. Но это уже чуть позже. Пока — в Манчак. Огромную могилу, откуда выхода нет. И дна в нем нет. И берегов тоже нет. И слово «могила» тут совсем не то значит, что привычно под ним понимать.
Помолчали. В кустах на берегу мелькали все те же алые огоньки. Одичавшая луна лила свет так, что деревья отливали серебром, видимые в ее свете до последней веточки. Хижины, что попадались им еще несколько миль назад, давно уже перестали попадаться. Манчак не пускал сюда людей — точнее, не позволял тут оставаться на своих условиях. Аллигаторы тут были не при чем.
— Болото, проклятое Королевой Вуду. Красиво сказано.
— Ты не веришь в вуду или в проклятие?
— А что я тут, по-твоему, делал бы тогда? У вас одно, у нас другое, я же полагаю, что Бог один. Просто явился к разным народом в том облике, в котором те могли его принять.
— Вы так и не смогли когда-то, — негромко сказал негр.
— Смогли. Но мы — люди. Без убийства мы не можем. Причем самого жестокого. Бог знал это и потому дал людям это сделать. Для примера. Подсказки. Искупления. Науки, — белый вспыхнул на миг какой-то лютой, холодной яростью и Самюэль поневоле перестал дышать, вспомнив, на что способен этот парень, — Вся наша жизнь — это один непрекращающийся урок, постоянное наставление, бесконечные подсказки, данные нам для того, чтобы мы сделали ее лучше! Но суть их мы, полагаю, поймем, лишь когда притащится мрачный дядя с деревянным метром. Мы — для вас, вы — для нас, да ты хоть раз думал о том, что, соблюдайся все законы, неважно, хорошие или плохие, на земле был бы уже рай?! Я не о наших заповедях и не о вашей вере, я даже про те, простые, что на бумаге — где, 6лядь?!
— Ты не любишь законы, парень, — негромко сказал негр, — нет, все их не любят, но у тебя вообще какая-то болезненная ненависть.
— Я вообще редкий образец. Чужой в любом временном и пространственном отрезке, круто звучит, правда?! А на деле — я просто человек, который ненавидит лицемерие. Тупость. Нежелание думать даже если от этого зависит твоей же, блядь, карман — и я, блядь, сейчас говорю ни хуя ни о «ноу-хау», или открытии «Клуба юрких щекотунчиков».
