— Орел. То-то я гляжу, что тебя черт принес аж на Манчак. И тут ты в два дня умудрился оказаться один против всех, — улыбнулся негр. Но белый шутки не принял.
— Если жизнь ставит тебя в ситуацию «один против всех», ты в любом случае в выигрыше. При любом исходе ты все равно герой. Да мне, как ты уже понял, похуй.
— Угу. Только ты забыл сказать, из какой-такой дикой страны ты вынырнул. Кто ты?
— Я русский.
И тут тишину, слегка разбавленную гулом мотора, прорезал какой-то инфернальный звук, вырвавшийся откуда угодно, только не из горла существа из плоти и крови. Даже если плоть и кровь оно обрело лишь на время. Белый, глазом не моргнув, выудил откуда-то из куртки мобильный телефон, продолжавший орать, и спокойно бросил его в воду, что-то присовокупив на родном языке, что прозвучало примерно так: «Da kak zhe sh ti zaeb…»
После чего лодка продолжила путь все в той же тиши Манчака, слегка разбавляемой гулом мотора лодки Самюэля.
Манчак просто был вокруг. Просто вокруг был Манчак. Описать это состояние Самюэль бы не взялся, а белого, похоже, одолевали какие-то своим мысли. Пару раз Самюэль ловил себя на ощущении, что он в лодке вообще один. Просто один. Совсем. Страха это не вызывало, в конце концов, могла же душа белого на время свалить — эта мысль, кстати, тоже не казалась Самюэлю не то, что сверхъестественной, но даже хоть сколько-то необычной.
Манчака дышал им в лицо. Сотни, тысячи лет Манчак оставался Манчаком, даже когда он еще не носил этого имени. Словно существовал он в этом мире сам по себе, одиноко и полностью обособленно.
На этот раз отсутствие белого было столь сильным, что темпераментный негр не выдержал.
— Эй, мужик с чугунными мудями, ты тут? — С натужным, признаться, весельем, спросил он.
— А… Ты тоже это чувствуешь, да, Самюэль? Забавно… Видно, тут, наконец, человек сталкивается сам с собой.
— Ты о чем?
— О Манчаке. В конце концов те, кто говорил, что мы приходим в этот мир одинокими и уходим из него одинокими, или лгал, или лицемерил, или просто недоговорил, или сам не знал, что несет. Приходим мы, хоть ты обоссысь, с матерью, даже если в следующий миг она тебя пристроит в мусорный бак. Уходим — к Богу. На разбор полетов, дальше — кто во что верит. А вот живем мы в самом деле только сами по себе. А так круто звучало — только в приходе и уходе ты одинок, ага. Сейчас. Нет, ниггер, мы как раз одиноки в этот промежуток — от рождения и до смерти. А вот до и после в тесной компании, правда, мы этого не осознаем. Сомневаюсь, что сперматозоиды лезут в матку с думой на челе.
