О, сгинь эта одурь, пропади этот гул в голове — чтобы я распахнула взгляд навстречу совершенно нормальному Джорджу Клуни!
Добрую минуту прихожу в себя, затем начинаю различать предметы опять четко. Прячу свой рекламный альбомчик в шкафчик, нахожу там чистый халат и закутываюсь в него — меня знобит.
Соседка, ее тутошнее имя Удача, красится и наблюдает за мной через зеркало.
— Эй, девочка, как ты себя чувствуешь? — спрашивает она.
Лицо у нее доброе. Поэтому я отвечаю:
— Что-то я сегодня не в своей тарелке.
— Месячные? Плохо переносишь?
— Просто нехорошо. Мутит.
— Я знаю, как тебя поправить.
Она роется в сумочке, потом сует мне в руку таблетку.
— Это что такое? — спрашиваю я, сдвигая брови. Подружки с самым доброжелательным личиком могут такое подсунуть, что неприятностей не оберешься. Да и трудно довериться девушке по имени Удача, которая имеет привычку грызть ногти.
— Доктор дал от нервов — для экзамена на водительские права, — говорит она. — Приведет в норму твой желудок.
И как раз в этот момент мой желудок дает о себе знать — будто зверь в берлоге проснулся. Я торопливо говорю «спасибо» и — будь что будет, доверимся Удаче! — проворно глотаю пилюлю. Затем поправляю макияж, бросаю взгляд на себя в большом настенном зеркале, где мы видны в полный рост, недобро кошусь на веб-камеру у потолка — и вперед, в духоту и шум уже накуренного зала. За работу!
— Она буквально через минуту к вам подойдет, мистер Шарки. — Терри интимно дышит мне в ухо.
Он говорит мне в ухо не потому, что деликатничает, а потому, что я выбрал место за стойкой бара прямо у стереоколонки. Так что с одной стороны Мадонна упрашивает меня положить руки на все места ее тела, а с другой — Терри организовывает встречу с Хайди. Получается очень возбуждающее стерео!
Но жизнь тут же ломает кайф. В дальнем конце клуба я вижу того, кого мне бы век не видать. Мужчину, который направляется в сторону бара, я лично не знаю, однако тут же узнаю. Это как с актером из любимого телесериала — на улице машинально кидаешься к нему, будто к старому приятелю. Только в данном случае у меня инстинкт рвануть прочь.
— Черт побери, Терри! — говорю я. — Ведь это он самый, да?
Терри разворачивает в ту сторону, куда я смотрю, свое пузцо — словно оно у него главный орган зрения — и говорит:
— А, этот…
— Этот, этот! — Я поворачиваюсь спиной к залу. Теперь прямо передо мной вытанцовывает почти голая девица. Ну, влетел!..
— Конечно, это он, мистер Шарки, — говорит Терри, потешаясь над моей бурной реакцией. — А что вы так переполошились?
