Осторожно заглядываю в освещённый проём двери, так и есть, хлебы вынуты из форм, накрыты, а кухонные тётки вытянулись на жёстких лавках, отдыхают. Ещё бы не отдыхать, покрутись-ка полночи у горячей плиты, да поворочай чаны с тестом, да вымеси каждый хлебушек. У господина Йарина пекари еле ноги волочили к утру и тоже уходили спать с рассветом.
Тихонько возвращаюсь в темноту коридора, кушать хочется, но беспокоить старух не буду, совесть тоже надо иметь. Прокралась к выходной двери, эх ты... заложена на засов, понятно. Не выйти. Ладно, топаем назад, глаза уже привыкли к темноте, медленно шагаю по лестнице вверх, четырнадцать ступеней скрипят на разные голоса.
Я плетусь по коридору к своей двери и неожиданно упираюсь лбом в стену. Тьфу ты, холера! Прошла весь коридор насквозь... И где тут моя дверь? Вот же чёрт, не помню! Если лицом к лестнице, то она слева, но какая именно? До рассвета ещё часа два, не меньше, придётся сидеть на ступенях лестницы, дожидаясь пока господа путешествующие не проснутся. А что делать, если мозгов не хватило запомнить, где именно поселили немолодую тётку с девчонкой.
Я сидела на первой ступеньке в самом низу, слушая ночь.
... Скрипнула дверь наверху, нетвёрдые шаги удалились вглубь второго этажа, где-то там есть ещё один коридорчик, ведущий неведомо куда.
... Шевельнулась занавеска на ближнем окне слева. Потянуло по ногам сквознячком, холодновато становится, осень потихоньку вымораживает новое утро. В таверне господина Йарина я бы уже тряслась от холода под дырявым плащом в тщетных попытках согреться. Бывало и такое. Даже украденные с чужого воза толстые мешки не спасали от пронзительных сквозняков.
... Лениво забрехала вдалеке собака, так же лениво откликнулись ещё две псины, потом ещё... и смолкли.
... Противно заскрипела жестяная вывеска над крыльцом постоялого двора, ветром её качнуло, что ли?
... Слева в дальнем углу чем-то зашуршали мыши.
... Под осторожными шагами поскрипывает пол, шаги приближаются, я ныряю под лестницу, стараясь ступать неслышно. Тяжёлые мужские шаги, кто-то спускается на первый этаж. Этот 'кто-то' не прячется и не крадётся, он просто старается не наступать на скрипучие половицы. Значит, свой, из семьи хозяина или работник. Точно, шаги удаляются по направлению к кухне. Невнятный говор, мужской баритон звучит добродушно, пойти хлеба попросить, что ли?
Мужик стоит в проёме двери, загораживая громоздкой фигурой кухонный отнорок. А если его тихонько подёргать за рукав? Мужик шарахается в сторону с невнятным ругательством, и я предстаю перед пекарями в полной красе. Пекари тоже шарахаются, их трое, две старухи и нестарый ещё дядечка.
