Хороши же мои проводники… Готовы в любой миг вцепиться друг другу в горло! Хоть бы Манрок смог удержать своих воинов в узде, они точно не забудут неудачный выстрел Крика.
Повязка на руке вождя напиталась кровью.
– Надо звать Велдона, – пробормотал я, вспомнив о лечебной магии святого отца. Без нее Манроку придется туго.
– Идет, – растянул лицо в улыбке толстяк, – легок на помине.
Не говоря ни слова, инквизитор последовал прямиком к телу Гурдуна, неупокоенные-то – по его части. Эльф поспешил убраться. Крик и его хозяин, гном Барамуд, держались подальше от церковника на всем протяжении похода.
Монах достал серебряное Распятие.
– Отец Томас! – Манрок решительно окликнул инквизитора. – Мы сами проводим нашего брата в последний путь. По завету предков!
Инквизитор смерил вождя долгим взглядом черных глаз, однако орк не отступил, выдержал взор церковника. Томас Велдон спрятал крест в рукав темно-коричневой рясы, которую носил поверх горской куртки. Теперь внимание монаха переключилось на окровавленную повязку на руке орочьего вождя.
Акан Рой едва слышно чертыхнулся.
– Хорошо хоть эти собачиться не начали, – произнес он.
Монах подошел к вождю почти вплотную.
– Тебе надо помочь, – сказал он, – кровотечение не остановится, пока стрела в плече.
Морок недоверчиво посмотрел на инквизитора.
– Веруешь ли ты? – продолжил отец Томас, он снова вытащил серебряный крест.
Орк шумно вздохнул:
– Верую. Только Бог Отец и Бог Сын – не мои боги.
Томас Велдон посмотрел куда-то вдаль и снова спрятал Распятие.
– «А для язычников милости Твоей нет», – не глядя перед собой, монах процитировал Священное Писание и направился обратно в лагерь.
Воины Манрока нехорошо косились на инквизитора. Очень нехорошо.
– Проклятье! – тихо прорычал Рой. – Зря они так!
– Кто?
– Да оба! – в сердцах произнес толстяк. – Не до жиру, быть бы живу. Мы в Запустении, а они надумали мериться верой! Морок, ну ты-то чего?
Орк отмахнулся здоровой рукой:
– Сами справимся. Чем шуметь, помоги лучше.
– Я-то помогу, – толстяк сплюнул и потянулся к фляжке на поясе, – токмо бренди на тебя, упрямца, жаль.
Имперец присоединился к паре орков с рогатинами; граф сказал, что пусть неупоконенный только шевельнется, и он сразу стреляет; а я и Рой занялись раной Манрока. Вернее, горец занялся. Я лишь смотрел и размышлял о безрадостных перспективах нашего отряда.
Рой срезал рукав куртки, напитавшийся кровью орка, затем снял повязки и обильно смочил рану бренди.
