Солдатское спасибо им за это.
Не знаю, откуда пришла к нам эта песня. Судя по словам и мотиву, сложили ее давно, а запели под Витебском, — видно, отвечала она сокровенной думе солдат 39-й армии.
Ничто еще не указывало на близость наступления, а солдатская песня уже торопила, звала в бой:
Ходу, братцы, ходу — смело на врагов!
Перед нами город в тысячу домов.
Эх!
Надо его взять,
Родине отдать!
Ходу, братцы, ходу!..
Был в нашей армии молодой снайпер Саша Греков, родом из Краснодара. Под Витебском ему исполнилось девятнадцать, и он отметил день рождения, сразив девятнадцатого по снайперскому счету фашиста. Воевал смело, хитро. Ранило его совершенно случайно: ночью у самой засады снайпера разорвался шальной немецкий снаряд. В госпитале Грекову предоставили длительный отпуск. Он отказался и вернулся в свой гвардейский полк. Даже самым близким товарищам не сказал, что сидят в нем два осколка от вражеского снаряда. Полк стоял в обороне, и снайпер продолжал «охоту».
В первый день летнего наступления под Витебском и в первой же атаке Грекова ранило опять. В роте гвардии старшего лейтенанта Журавлева всем комсомольцам перед атакой вручили красные флажки. Заалеет такой флажок над бруствером вражеской траншеи — и вся цепь атакующих видит: комсомольцы впереди, есть по кому равняться!
Ворвавшись в траншею противника, Саша Греков воткнул над бруствером свой флажок.
— Ходу, братцы, ходу! — кричал он прыгавшим через траншею солдатам. А сам уже не мог бежать дальше. Обливаясь холодным потом, левой рукой он прижал к стенке траншеи пленного, а правой едва удерживал автомат.
Санитар заметил, что Греков ранен, и остановился.
— Я сам, — тихо сказал ему Греков. — Гляди, что впереди…
Впереди, над бруствером второй траншеи, уже развевался флажок комсорга роты рядового Чабаняна и парторга роты сержанта Бадмаева.
Вместе с пленным явился Греков на медпункт, наскоро перевязал рану и догнал роту, когда она вела бой за высотку. Там Грекова в третий раз, но уже тяжело, ранило и контузило. Унесли его с поля боя в бессознательном состоянии.
— Отвоевался наш Сашка, — сказал санитар. — Коли выживет, все равно не боец.
Пролетело горячее лето. Мы подходили к границам Восточной Пруссии. В роте Журавлева мало уцелело тех, кто сражался под Витебском. Сашу Грекова бойцы помнили, но уже потеряли надежду получить от него весточку. А он явился сам. Из московского госпиталя долго добирался к литовскому хутору, на окраине которого и нашел свою роту. У перекрестка двух большаков увидел Саша знакомый указатель и последние метры дороги уже не шел — бежал.
