— Не могла мне сказать? — спросил он.
Ольга фыркнула.
— И как бы я при этом выглядела?
— А я как выглядел, когда жил с шалавой?
— Сам выбирал, — устало ответила Ольга. — Значит, такую и хотел. Дай мне сигарету…
Он снова нащупал в кармане мятую пачку, зажигалку и сунул Ольге не глядя, в последний момент сжав ее теплую ладошку.
Держать бы так и не отпускать никогда-никогда…
Она курила, лихорадочно затягиваясь, молчание становилось напряженным и тягостным, но прервать его Алексей решился не сразу, хотя, казалось бы, чего проще? Возьми и произнеси давно выстраданные слова…
— Я в своей жизни только одну женщину хотел, — сказал он с внезапной горечью. — И любил всегда одну. С семнадцати лет. И сейчас люблю, хотя думал, что все кончилось. Дурак я, да? Скажи, дурак?
— Почему дурак? — жалобно прошептала она.
— Потому что надеюсь…
— Тарасов, — назидательно произнесла она деланно-бодрым голосом, насквозь фальшивым, — что у тебя в голове? Это же все стресс, внештатная ситуация, борьба за выживание. Завтра нас спасут, и мы снова разбежимся по своим углам…
Оттого, что она озвучила его собственные трусливые мысли, Алексей вдруг рассвирепел.
— Это не я дурак, а ты дура, если думаешь, что я еще раз тебя брошу!
— Леша, — прошептала она и потянулась к его щеке. — Лешенька…
От ее губ пахло спиртом, медом. Не в силах больше сдерживаться, Алексей едва ли не с рычанием набросился на Ольгу, тиская тело, незнакомое и привычное одновременно, отвечающее на каждое прикосновение с забытой нежностью и страстью. И в голове, гудевшей, как трансформатор, от переизбытка информации и переживаний, вдруг стало восхитительно пусто и легко. Сорвав с Ольги одежду, он торопливо взгромоздился сверху, не давая ей опомниться, и теперь чувствовал ее всю, как раньше, словно не было трех лет одиночества.
Эта женщина снова принадлежала ему без остатка, до самых кончиков волос.
Было жарко, словно колючая вьюга наконец-то смилостивилась и отступила прочь, не выдержав любовного натиска. Перекатившись на спину, он уложил Ольгу сверху, продолжая целовать, мять и тискать. Ее кожа казалась обжигающе горячей, и от прикосновения к ней Алексей покрылся гусиной кожей.
В печи еще горел огонь, и в том, чтобы заниматься любовью на вулкане, была какая-то пикантность. Они так спешили, словно мир готовился вот-вот рухнуть, провалиться в тартарары, и действительно, покачнувшийся мир вдруг стал невыносимо душным. Дышать было все труднее и труднее, вырывающиеся из их ртов звуки походили то ли на стон, то ли на хрип. И на самом пике наслаждения, когда Вселенная подалась навстречу, со всеми несущимися вниз звездами, в сенях что-то загремело, а потом дверь открылась, впуская холод и запорошенного снегом человека с автоматом.
