Духов день | страница 13
— Сдохла старая, туда и дорога.
У Ронги слезы из глаз брызнули. Даже не из-за смерти — не были они с матушкой такими уж друзьями, чтобы рыдать. Из-за воспоминаний. Из-за того самого презрения, с которым глядел красивый, глянцевый весь Шенву на старую мать. Из-за ее глупых затяжных рыданий. Из-за ее жуткого превращения — из бойкой шумной бабки в скулящую старуху.
Она знать не знала, есть ли причины у Шенву быть таким. Не знала, в чем виновата и виновата ли вообще матушка Венлин. Только разозлилась сильно и, глядя как по-хозяйски, уперев руки в бока, заходит Шенву в знакомый двор, зашептала яростно:
— Хан! Ханушка, слышишь? К тебе! К тебе!..
Шенву поднес к уху телефон и стал что-то объяснять про площадь, состояние, цену… А от будки уже мчался к нему огромный пес гампр.
…Он успел выхватить кусок мяса у него из плеча. При жизни палево-желтый, а теперь белый…
…потом красный…
Ронга кричала громче ошалевшего, поседевшего в миг парня. Меньше чем за минуту весь город, казалось, бросился к вопящему Шенву, который катался по земле в тщетных попытках отбиться от твари, которой никак не мог быть добрый-добрый Хан. Пес повернул голову и уставился на Ронгу, которую взрослые все пытались увести от беды. Вместо воя или скулежа из пасти вырвался трубный рев.
Пес прыгнул, и толпа разметалась по сторонам. Вроде как бросились по делам — кто помогать кричащему Шенву, кто в дом за бинтами, кто в больницу на своих двоих припустил, даром что уже вызвали. На Ронгу и пса никто не взглянул.
Только дедушка.
Только дедушка Фэнг произнес что-то из-за ее спины, и Хан исчез на втором прыжке.
Дедушка объяснил потом, что духов-то и в обычные дни лучше не звать, а уж в их заветный праздник — тем более. Сказал, глупо считать, будто угадаешь, что у того или другого призрака на уме. Сказал, может, это и не Хан вовсе был. А может, и был. Может, при жизни Шенву обидел чем-то пса или хозяйку, матушку Венлин… Может, просто добрый Хан послушался злую, злую Ронгу.
Одно хорошо — Шенву выжил. Уже вечером дедушка позвонил в мидзинскую больницу, куда Шенву перевели из местной, и все разузнал, чтобы успокоить внучку. Выжил, все с ним прекрасно, в больнице полежит — может, поумнеет и передумает дом продавать, материно наследство.
Постепенно воспоминание стало еще одной страницей детства. В чем-то даже приятной. Ронга быстро убедила себя, что Шенву чем-то заслужил злость Хана. И что Хан совершенно точно не собирался нападать на нее там, у белого домика матушки Венлин. Молчать об истории было трудно, но дедушка часто напоминал о такой необходимости, и расстраивать его Ронга не хотела…