Если подумать, то к призракам привыкнуть было совсем не сложно. Ронга испугалась-то ровно один раз, первый. Молчать потом — вот это стало испытанием.
Тогда в Мадару каждое лето приезжали дети, близняшки Нуми и Нускра, погодки Ронги и внучатые племянницы дяди Тухтырбека, и Вэй Ляо с соседней улицы, на два года младше. Прибегали втроем к И Дин Хо и канючили, чтобы дедушка Фэнг отпустил внучку погулять. Дедушка ворчал из любви к ворчанию и оставлял на лавке у магазинчика здоровенный кусок медового хлеба, явно слишком большой для одной только Ронги. «Вместо обеда возьми, я отдельно греть не буду!» и липкие от меда ладони…
В то лето дедушка то и дело напоминал Ронге не рассказывать друзьям ничего про помершего полгода назад гампра и матушку Венлин. Как будто чувствовал — а может, чувствовал и впрямь, — что Ронга вот-вот проговорится. В конце концов, огромный, сильный и удивительно терпеливый к детям пес по кличке Хан был всеобщим любимцем, и так хотелось поделиться… Выплакаться, может. Сейчас Ронга уже не могла вспомнить, отчего так горело в ней, ребенке, это желание все-все рассказать. Не задержался бы здесь Хан и вовсе, не вернулся бы, если бы Ронга, по дурости своей, не позвала его в Духов день.
Признаться, Ронга сама себя больше корила, чем дедушка. Тот промолчал — поздно объяснять, поздно готовить, ребенок вон сам до всего дошел, только с последствиями разбираться и осталось. Ронга тогда училась на дому, так как школа в Мадаре давно закрылась, а для самостоятельных поездок в Мидзин она еще не доросла. Заканчивался первый месяц лета, а с ним и занятия, до дедушкиных глупостей с Духовым днем Ронге не было никакого дела, и все ее мысли занимал только скорый приезд друзей. Ожидание омрачало лишь то, что больше нельзя будет забежать во двор матушки Венлин и погладить недавно поевшего, а потому ленивого и особенно доброго пса.
Гуляя по полупустому городку, Ронга по привычке дошла до знакомого белого домика с белым же забором и кустами самшита. Легко было вспоминать, как подскакивает пес и начинает вилять хвостом, видя знакомых людей, даже если просто проходят они мимо забора. Как матушка Венлин, не отрываясь от шитья или грядок, зычно кричит: «Ха-а-ан! Ха-а-анушка, не к тебе! Не встречай, не к тебе!». Этот ее крик каждый в Мадаре знал. Навсегда в ушах.
