Он встал, прошелся вдоль длинного стола, словно разминаясь. Светлана наблюдала за ним и думала: конечно же Потеряев не так прост, как может с первого взгляда показаться, это он перед ней сейчас такой открытый — душа нараспашку, но для того, чтобы проделать все то, о чем он рассказал, и впрямь нужна далеко не ординарная изворотливость. А может быть, не один он сейчас такой, может быть, вообще ныне директора заводов, если хотят чего-то добиться, ищут свои изощренные пути, как ищут их в той же науке, — ей ли это не знать… Но она приехала сюда ради Антона, и надо спрашивать о нем, она и спросила:
— А ты-то сам как считаешь: Антон эти двадцать тысяч взял?
Потеряев шагнул к ней, остановился напротив, ухватившись двумя руками за спинку стула, и ей показалось: дерево хрустнет под его пальцами. Ей невольно пришлось задрать вверх голову, чтобы увидеть его темные глаза, смотрящие строго.
— Не знаю, — твердо сказал он.
И это прозвучало хлестко, как удар. Сразу же она ощутила нехорошую тошноту — так неожиданны были его слова, и ей понадобилось какое-то время, чтобы набрать воздуха и растерянно спросить:
— Это как… не знаешь?
Хотя она уже понимала: Потеряев допускает возможность, что Антон мог соблазниться деньгами.
— Ты считаешь… — проговорила она.
Но он перебил:
— Видишь ли, Светлана Петровна, я хочу, чтобы ты правильно поняла… Я сказал: «не знаю». Это значит — ничего не могу с полной твердостью утверждать. Я Антона не разгадал. Всего человека вообще, наверное, никогда не разгадаешь. Но с кем я работаю, хоть главное в нем понять стремлюсь. А Антон… Я его не понял. И зачем ко мне пришел, не понял. И почему они с Трубицыным друг друга невзлюбили. Да тут много «почему»… И на суде он себя вел… Ведь даже не защищался. И потом…
— Что «потом»? — спросила она, чувствуя: сейчас Потеряев может сказать нечто такое, что окончательно бросит тень на Антона.
— Круглова Вера Федоровна… это бухгалтер, — сказал Потеряев. — Ведь я ее знаю… Она женщина-мученица. Она лгать не станет. Для нее ложь неприемлема. Она после процесса долго болела. Сейчас вроде оклемалась…
— Да при чем тут она?! — воскликнула Светлана.
Тогда Потеряев вздохнул, взял со стола открытую бутылку минеральной воды и прямо из горлышка сделал несколько глотков, капли упали на его выдвинутый вперед подбородок:
— Так ведь она против него свидетельствовала… Вот какие дела, Светлана Петровна. Она свидетельствовала…
И в этих последних словах его прозвучала такая неожиданная горечь, что Светлана вздрогнула от удивления, она поняла: Потеряев и в самом деле был рад ее хоть как-то утешить, да не может. Что уж тут поделаешь?
