Именно этот грёбаный нож и был самой главной уликой против меня. Даже то, что нанятый мной частный детектив всё же отыскал таксиста, который в тот вечер увозил меня от бара, не спасало ситуацию. Таксист на допросе признался, что не помнит точно, во сколько мы отъехали, то есть теоретически у меня было время совершить убийство и только после этого отправиться ловить машину.
– Сами посудите, я ведь был не настолько пьян, чтобы разбрасываться ножами со своими отпечатками пальцев, – доказывал я детективу во время очередного визита в бюро. – Да и не ношу я таких ножей, таким колбасу резать стыдно, не то что людей. И вообще у меня при себе всегда зарегистрированный «кольт».
– Я вас прекрасно понимаю, – устало вздохнул Сандерс, – но попробуйте доказать это суду присяжных. А с такой уликой, думаю, дело так или иначе дойдёт до суда.
Как в воду, сволочь, глядел. Двадцать дней спустя после этого разговора я стоял перед дюжиной человек, принявших на глазах присутствующих присягу, ожидая либо оправдательного, либо обвинительного вердикта. По иронии судьбы как раз в мой день рождения, 12 декабря. И настроение у меня и моих близких было, понятно, не самое радужное. Мне слабо верилось, что сегодня вечером Варя поздравит меня в нашем лос-анджелесском домике, подарив мне себя.
Да, кое-какую работу мы провели. Например, не без труда, но выяснили имена всех присяжных, успели покопаться в биографии каждого из них и, как водится, выяснили, что у кое-кого прячутся скелетики в шкафу. Но на то, чтобы плотно поработать с присяжными, времени уже не оставалось. Плевать на мораль, тут меня самого подставили самым бесчестным образом. Но топорно, без доказанных фактов, шантажировать людей не хотелось. Разве что уже задним числом, когда те самые доказательства будут в наших руках. Но что толку, если к тому времени вердикт будет вынесен?! Разве что маленькая, запоздалая месть.
Честно говоря, учитывая тот факт, что нож по-прежнему оставался главной и, по существу, единственной уликой, у этих двенадцати белых людей разного возраста и социального статуса имелось полное право признать меня виновным, а у судьи – впаять мне срок. К тому же несколько человек из состава суда явно были настроены ко мне не слишком доброжелательно. Особенно напирала сухая, как жердь, тётка лет сорока пяти, в строгом костюме и без следов какой-либо косметики на лошадином лице. Миссис Трувор, вспомнил я её фамилию и заодно некоторые нелицеприятные факты из биографии этой мегеры, работающей и проживающей в Сан-Бернардино.
