Она показывает на окно. Марк Эванс подъезжает к своему особняку в пыльном черном «ягуаре». Выпрыгнув из машины, он долго и подозрительно смотрит на моего шофера и патрульную машину, припаркованную всего в нескольких ярдах от его дома. Хмуро оглядывается по сторонам, потом делает несколько шагов и распахивает заднюю дверцу. У меня округляются глаза при виде того, что он достает с сиденья, – гигантского букета бордовых роз. Наверное, не меньше сотни.
– Боже мой, инспектор! – пораженно выдыхает миссис Скотт-Томас; глаза у нее становятся круглыми, как хрустальные тарелки на стене. – Я в жизни не видала столько роз.
– Согласен.
– Марк, наверное, поругался с женой. Всерьез поругался. Серьезнее некуда.
– Откуда вы знаете?
– Чем гуще тень, тем глубже задница. Чем больше букет, тем выше куча дерьма. Мне приходят в голову два случайных факта. Марк любит красивые жесты, как моя мать. Театральные. Вот бы моему мужу хоть немножко такого. Никогда не дарит мне цветов.
– Извините, – говорю я, направляясь к дверям. – Мне нужно срочно поговорить с мистером Эвансом.
Никогда не пытайтесь победить собственную входную дверь, если у вас в руках сотня роз (притом что я неплохо придумал, решив по пути из Гилдхолла опустошить полки единственной цветочной лавки во всем Ньюнеме). Ключ не желает поворачиваться, а цветы грозят выпасть из рук. Представляю, как они сейчас ударятся оземь и взорвутся вулканом летучих бутонов и обезглавленных стеблей. Вдобавок ко всему у меня кружится голова от их приторно-сладкого запаха.
– Добрый день, мистер Эванс, – произносит знакомый голос. – Сколько у вас цветов! Очень красивые.
Ключ с лязгом падает на землю. Я поворачиваюсь: ко мне шагает мой заклятый враг со слегка изумленным выражением на лице. В груди поднимается волна страха. Что здесь делает Ричардсон? Не мог же он так быстро выяснить, что случилось с… Он пришел меня арестовать?
Не дрожать. Ни в коем случае.
– Что… что вы здесь делаете?
– Всего лишь хотел задать вам еще один вопрос насчет романа «На пороге смерти», – говорит он.
Детектив старательно доводит меня до белого каления. Это из-за него мне сейчас оттягивает руки символ удушающего отчаяния – сотня роз, чьи разбухшие бутоны олицетворяют собой все, что за сегодняшний день расцвело пышным цветом. Ричардсону я обязан неизбежным крахом, во-первых, моего брака, а во-вторых, вожделенной политической карьеры – ведь именно ему хватило такта отпустить замечание насчет Софии в присутствии моей жены. Этот человек нагоняет на меня страх и раздражает одновременно.
