Притягиваюсь ближе, даже не думая о том, что делаю, и прижимаю губы к ней. Мне больно, но боль стоит того, лишь бы попробовать вкус ее губ снова. Я бы мог делать это вечно, и я хочу, но, когда я проникаю языком глубоко в ее рот, она отстраняется, ее глаза расширяются и полны замешательства. Открываю рот, чтобы сказать ей вернуться ко мне, потому что хочу ее — мне нужно снова поцеловать ее — но потом ее губы начинают двигаться, и дымка в моей голове постепенно начинает исчезать.
— Куинтон, ты меня слышишь? — спрашивает она, ее голос мягкий, далекий. Или, может, это я далек.
— Я… — мне больно говорить, горло слишком сухое, и яркость солнца слепит глаза.
— Ты в порядке? — говорит она, и солнечный свет тускнеет, когда голубое небо превращается в гребаный потолок моей спальни, весь в трещинах и подтеках. Всё та же надоедливая капля начинает наливаться, вновь преследуя меня.
Вдруг понимаю, что я в своей комнате. Проснулся. И Нова здесь. Со мной. Мои мысли путаются, когда я пытаюсь вспомнить, что случилось. Планировалось, что эти ребята изобьют меня до смерти. Почему этого не произошло? Потому что это было бы слишком легко? Неужели я заслуживаю более страшной смерти? Но если это правда, то почему Нова здесь?
— Что ты здесь делаешь? — больно говорить, но я заставляю себя произнести слова. — Или мне снится?
Она поглаживает мою щеку, испуг в глазах уменьшается.
— Нет, ты не спишь… ты был без сознания, но…ты в порядке? — похоже она нервничает, и это напоминает мне о том, как невинна она и хороша, и что ей не место в этом притоне, которое я называю домом.
— Почему ты здесь? — спрашиваю слабым голосом, пытаясь сесть, но руки не работают, и я падаю обратно на матрас.
— Приехала сюда, чтобы увидеть тебя, — отвечает она, рассеянно прикоснувшись к губам, и мне интересно, действительно ли я ее поцеловал, или мне это приснилось.
Она пристально смотрит на меня, доставляя мне дискомфорт. Я так привык к людям, которые смотрят сквозь меня, как будто я невидимка, видя только наркотики и человека, которым сейчас являюсь, никчемное подобие того, кем был раньше. Начинаю забывать, каково это — быть на виду, и на долю секунды мне это нравится. Затем она отводит взгляд, и я чувствую, как будто умираю, мой мозг сигнализирует о боли в ногах, руках, груди — везде. Словно я разваливаюсь. Плохо. Руки начинают дрожать, сердце бешено биться, как только я это осознаю.
— Положи немного льда в пакет, — говорит она, щелкая пальцами кому-то. Я слышу бормотание и вижу Тристана. Он смотрит на меня сверху вниз, и его мутные глаза выдают, что он под чем-то, но я рад, что он вообще здесь и не похоже, что избит. — Чувак, ты хреново выглядишь, — говорит он с дурацким оскалом.
