Но единственное, чем я занимался, так это нещадно убивал время.
Пока я не ездил к врачам в гости и не видел короткими обрывками тревожные сны, я смотрел телевизор. Лёжа на одном боку, на другом лежать было пока невозможно. И смотрел я все дни сериал «Папины дочки». Днём крутили старый сезон, вечером показывали новый. По восемь серий в день. Наверное, я тупел, потому как не так давно купленные книги Гёссе, Достоевского, Кинга, и, прости Господи, Минаева, валялись в углу и покрывались пылью. Мозг я постарался отключить, вникая в весёленький сюжет комедийного сериала, персонажи которого меня серьёзно увлекли. Я даже начал беспокоиться, а не пропали ли у меня чувства по отношению к этому миру? Сериал был весёлым, но я ни разу не засмеялся, не улыбнулся. Моими глазами смотрело равнодушие. «И к хоккеисту жена сбежала» (с)
Как-то позвонил друган Серёга по кличке «Серёга». У всех же есть друг Серёга, ведь правда? Он откуда-то слышал про мои проблемы со здоровьем, но не знал, как начать разговор. Он спросил:
— Ну, как, тебе там ногу резали? Что-то вытащили?
— Да, блин! Вытащили! Велосипед!
Потом мы немного поболтали, посмеялись даже. Съездий на рыбалку, только удочки не бери — сломаешь на х…!
А после вечернего телефонного разговора на меня вновь обрушилась пустота. Полумраком комнаты, тикающими часами, проезжающими за окном автомобилями. Телевизор продолжал вещать что-то яркое, но за это взгляд цепляться уже не хотел. Взгляду это уже было не интересно. И эта пустота так давила, вместе с болью на пару, что хотелось убежать от неё. Но сил на побег не было.
Ночь была очень долгой. Под покрывалом было жарко, без покрывала холодно. А от обезболивающих таблеток неприятно болел живот. Стонала и рана. И на ноге, и в душе. Постоянно смотрел на телефон, не ощущая движения времени. Пищал комар. Мерзко так, противно. Пищал, садился на руку, на лоб. Но не кусал.
Сколько уходит сил
Сквозь сито равнодушия.
Чужого внимания просил,
Но меня не слушали.
Но в бездне одночасья,
Грелся тёплым взглядом.
Как мало надо для счастья,
Таким ползучим гадам
Растоптанным в пыли
Своих собственных слов…
Все промолчали, и ушли,
Не слыша сердца зов.
А взаперти душа,
Зачахшая, больная,
Пытается не мешать,
Тихо себя истязает.
Запуганная, она боится,
Несправедливого оскала.
И чередуются чужие лица,
Своих вот только мало.
Свет уходит из рук
В темноту очерствевшую.
Прошу, помоги мне, друг,
Прогони тоску оху… шую.
Душа скулит: молю!
Надеясь молчание разрушить.
