«Я ухожу, потому что двое мне изменили, — говорилось в нем, — она и ты. Но ты вспомнишь меня!»
«Ты вспомнишь меня!»
Он был прав. Его жизнь и его смерть долго не покидали моих мыслей.
И я спал совершенно спокойно, без сновидений, очень спокойно.
Но вдруг я проснулся и почувствовал, что кто-то отворил дверь и вошел в комнату.
Я повернул голову и сказал совершенно беззаботно:
— Это вы, Андрей?
Андреем звали слугу, и я думал, что это был он. Но у двери я никого не увидел, и никто мне не ответил.
И вдруг — видит Бог, одной секундой раньше я даже и не думал сделать этого — я повернулся в постели, поднял голову, и вон там, в кресле, в котором я обыкновенно сидел и читал; там, в углу, прямо против меня, — сидел он, он, мой друг, который застрелился, он, о котором я не думал в течение многих недель, сидел живой.
И я сказал громко, в пространство, по направлению к нему:
— Это вы, Арнольд, — что вам нужно?
Мне совсем не было страшно. Я видел только, что он сидел здесь, и я спросил.
Я продолжал смотреть на него, не чувствуя ничего похожего на страх, пока он не исчез.
— Как вы себя чувствуете? — спросила меня моя хозяйка утром, когда я пил свой чай, — я так беспокоилась за вас. Я сидела вчера вечером и ждала, пока уйдут последние гости; я сидела в маленькой столовой и читала. Но вдруг мне, не знаю почему, стало как-то не по себе, я положила книгу и подумала:
«Перейду-ка лучше в зал к гостям. Тогда они, может быть, уйдут, и мне можно будет пойти спать…»
Вдруг в доме раздался шум, ветер пронесся по всему дому, все двери открылись.
А собачонка, — как это было неприятно! — выскочила из своей корзины и завыла… Она стояла и выла передо мной, словно в доме был покойник…
(«Покойник в доме», — повторил я самому себе, и корни моих волос вонзились в кожу, словно ледяные иглы.)
Тут я сказала себе:
«Бог знает, может быть, жилец заболел…»
Я поднялась по лестнице, — у меня дрожали колени, да, дрожали, — и я стала прислушиваться у вашей двери. Но у вас все было тихо, я снова сошла вниз, и мне стало весело…
И я видел его во второй раз.
Я хочу сказать: его образ.
Это было в Париже.
Я вернулся домой с большого бала.
Один знакомый отвез меня домой в своем экипаже. Мы были очень веселы и говорили о самых невинных вещах на белом свете. Надо добавить, что мы ничего не пили.
Мой знакомый вышел из своего экипажа, и мы еще немного поболтали, стоя перед моим домом, на тротуаре.
Наконец, я позвонил швейцару, входная дверь открылась. Я вошел в свою гостиную, сбросил свое пальто и все еще думал о нем, о моем знакомом, и о его лошадях, — тут я повернулся — и вон там, в углу, в кресле, лицом прямо ко мне, сидел он, — он, мой друг-немец, мой умерший друг, тот, который застрелился…
