Возлюбленная из Страны Снов | страница 59



После всего этого, комитет не нашел возможным высказать какое бы то ни было мнение об этом явлении. И оно остается до сих пор загадкой для всех.

Нужно ли прибавлять, что дом давно уже покинут его обитателями?


[Без подписи]

ПРИВИДЕНИЕ

Рассказ о привидениях?

Но я никогда не видал привидений.

Вообще, никаких привидений не существует.

Кто может приходить того света? Мертвые мертвы, и что прошло, то прошло…

Мой бедный брат, которому было только двадцать лет, поверил, что его звали, и он захворал, умер и последовал за той, которая его звала.

Это было, когда мама умерла. Мы, мой брат и я, лежали каждый в своей комнате; но дверь между нашими спальнями была открыта. Мы не спали в пустом доме. Один раз я услышал, как мой брат вздохнул.

Затем стало совсем тихо.

— Ты спишь, Олаф? — спросил я, боясь темноты.

— Нет, — ответил он. — А ты спал?

— Да.

И мы снова лежали, не засыпая.

Но вдруг я вскочил: снаружи, в окно моего брата, послышался один удар, затем еще и еще — три резких, решительных удара, как будто пальцем, худым, жестким, голым пальцем.

— Ты спишь, Олаф?

Мой брат ответил только, как раньше:

— Нет, а ты теперь спал?

Он тоже не говорил об ударах, о трех ударах. Слышал ли он их?

Олаф их слышал, стучали в его окно.

На следующее утро он сказал старой деве, которая носила его на руках, когда он был маленьким:

— Мария, сегодня ночью мама звала меня…

И с этого дня он захворал, он, такой молчаливый, с испуганными глазами — такой далекий, как-то странно далекий от нас остальных, как будто он ходил среди нас и все-таки был не среди нас, а далеко-далеко, — где-то там.

А через шесть месяцев мы проводили его туда, — на кладбище, туда, в землю, положили в гроб, рядом с мамой, которая звала его.

Я знал моего друга-немца с его раннего детства. Я следил также за страстью, которая однажды им овладела, с самого первого мгновения.

К сожалению, я знал также и женщину, которую он любил, — и я знал лучше, чем кто-либо другой, знал слишком хорошо, что она не была достойна его дум…

И все-таки я молчал. Я не говорил ему ничего. Я молчал — из заботы о нем, из заботы о ней, — что я знаю? Может быть, это было только из заботы о себе самом.

Но в тот день, когда мой друг все узнал, он пошел и застрелился.

Когда я услышал о его смерти, у меня было такое чувство, словно я убил его и (это было ужаснее всего) мне пришлось узнать, что он действительно ушел от нас с гневом против меня в своем сердце.

Ибо перед смертью он написал мне письмо. В нем было сказано: