Я задумался. Он поставил вопрос в такой форме, что мне было несколько трудно ответить ему.
— Ты находишь, что она похожа на него? — спросил я осторожно.
— Да, очень. Ты этого не нашел?
— Есть, конечно, известное сходство в цвете волос и в форме головы.
— Но ты не…
Здесь я нашел лучшим сильно раскашляться— это было единственное, что оставалось мне сделать. Внимание Макса, к счастью, было отвлечено этим от разговора о Сафирии, и мы вернулись в дом.
Но я сильнее, чем когда-либо, чувствовал, что им лучше не встречаться.
VI
После своей проделки Сафирия дулась на меня целый день, дулась основательно, по-детски и не желала ни разговаривать со мной, ни смотреть на меня. Я оставил ее в покое и пошел искать Макса. Но и Макс, по-видимому, тоже онемел. Он тревожно ходил взад и вперед по комнате или просиживал целые часы с книгой в руках. Он в течение всего этого времени не перевернул ни одной страницы, из чего я заключил, что чтение не особенно интересует его. Посидев молча довольно долго, я, наконец, спросил, что с ним случилось. Он коротко ответил — «ничего». Я подождал некоторое время, затем снова повторил мой вопрос. Тот же ответ. Я встал и вынул у него из рук прикрывающий его лицо том.
— Послушай-ка, Макс, должен же ты ответить мне. Что же, наконец, с тобой? — спросил я у него довольно грубо.
Он растерянно посмотрел на меня.
— Не знаю сам.
Я продолжал смотреть на него, и он не мог выдержать моего взгляда. Подскочив с кресла, он начал ходить взад и вперед по комнате. Каждый раз, как он проходил мимо меня, лицо его казалось все более и более расстроенным; наконец я схватил его за руку. Он остановился, как вкопанный.
— Я… люблю ее, — ответил он резко.
— Ты… Что такое?
— Я… люблю ее, — повторил он совершенно тем же тоном. Затем опустился на кресло и закрыл лицо руками. — Да поможет мне Господь, мне кажется, я сошел с ума! — пробормотал он.
— И мне это кажется, — сказал я, когда был в состоянии снова заговорить. Нельзя было ошибиться в том, кого он подразумевает.
— Но ведь это привидение, как ты знаешь, — сказал я или, вернее, попытался сказать; но мой голос замер у меня в горле, и я стоял молча.
Он поднял глаза.
— Какое мне дело, если она даже пятьдесят раз привидение. Где она, Эбергарт?
Я ничего не ответил.
— Она свела меня с ума, — продолжал он. — Я не могу думать ни о чем другом, не могу любить ничего другого, не могу видеть ничего другого. Скажи мне ее имя.
— Сафирия.
— А дальше?
— Фон Таксель… она была похоронена в начале седьмого столетия.
