Подумав, что скоро ей предстоит то же самое, она похолодела.
Стараясь отвлечься от этой мысли, она спрыгнула на пол и стянула платье, оставшись в темном спортивном костюме. Бросила быстрый взгляд на свое отражение в зеркале. Одежда меняет нас. Много лет назад король Эндор понял это и остановил время, заковав всех в камзолы и платья, обложив условностями и неизменностью бытия.
Сейчас Клодия чувствовала себя гибкой и свободной. Даже опасной. Она снова поднялась и выглянула в окно. Троица уже проезжала ворота. Отец оглянулся и бросил взгляд на башню Джареда. Клодия хитро улыбнулась, зная, что он там увидит.
Ее саму. За долгие бессонные ночи Джаред создал ее голографическую копию. Та разговаривала, смеялась, читала, сидя на подоконнике в залитой солнцем башне. Впервые взглянув на себя со стороны, Клодия была потрясена и раздосадована.
– Это не я!
– Никто не любит смотреть на себя со стороны, – улыбнулся тогда Джаред.
Она увидела чопорное, наглое, хладнокровное существо, которое тщательно просчитывает каждое свое движение, репетирует каждое слово. Самодовольное и насмешливое.
– Неужели я такая?
Джаред пожал плечами:
– Это всего лишь образ, Клодия. Скажем, так ты можешь выглядеть со стороны.
Спрыгнув с унитаза и выбежав в спальню, она проследила, как лошади покидают двор, изящно ступая по свежескошенным лужайкам, как болтает Эвиан и хранит молчание отец. Джоб исчез, по синему небу плыли облака.
Отца и Эвиана не будет по крайней мере час.
Она достала из кармана маленький диск, подбросила, поймала и спрятала обратно. Потом открыла дверь и выглянула в коридор.
Длинная галерея, обитая дубовыми панелями, увешанная портретами, шкафчиками с книгами, уставленная вазами на постаментах, тянулась вдоль всего дома. Над каждой дверью висели консоли, с которых сурово таращились бюсты римских императоров. В отдалении на стене сияли яркие косые ромбы солнечного света, и статуя рыцаря в латах охраняла вершину лестницы, как застывшее привидение.
Клодия шагнула вперед и насупилась – заскрипели древние доски пола. С этим ничего нельзя было поделать. С бюстами тоже, но, проходя мимо каждой картины, она касалась рам и выключала изображение – в некоторых наверняка прятались видеокамеры. Диск она осторожно несла в руке. Он издал прерывистый тревожный сигнал только один раз, и теперь она уже знала, в чем дело: перекрестье едва заметных лучей перед дверью отцовского кабинета растворилось в воздухе.
Клодия оглянулась. Где-то в глубине дома хлопнула дверь, окликнул кого-то слуга. Здесь, наверху, в приглушенной роскоши прошлого, пахло можжевельником, розмарином и хрусткой лавандой в бельевом шкафу.
