— Пусть сидит, всё равно от неё толку мало, а тебе чем бы ни тешиться, — засмеялась мать, довольная затеей сына.
Ворона — это рябая курица. Вороной её потому прозвали, что вывелась она В вороньем гнезде, куда Алёшка подложил куриное яйцо. Курица красивая, а такая бестолковая, что во всём свете, наверное, бестолковее её нет. Ни одного яйца ещё не снесла: всё квохчет и квохчет. И что только с ней ни делали — веник привязывали к ноге, две недели таскала его за собой, — не помогло. В реке не раз купали — тоже не помогло: квохчет и квохчет. Алёшкина мать говорит, что, наверное, это уж такая курица и ничего с ней не поделаешь.
В тот день, когда Алёшка принёс тетёркины яйца, Ворона отбывала самое тяжёлое наказание: её посадили под бочку без корма и воды.
Подложил Алёшка под Ворону яйца и от радости ног под собой не чует. А нос задрал — куда там! С цыплятниками и разговаривать не хочет.
И ждать пришлось недолго. Дней через пять вылупились из яиц тетеревята. Точь-в-точь как цыплята: жёлтенькие, пушистые, с чуть заметной коричневой полоской на голове. Поприобсохли, пищат, есть просят. Ворона хлопочет, наверное, у неё голова кругом ходит. Нахохлилась, кричит: «Кво… кво… кво…» Долбит носом накрошенный творог, показывает: ешьте, ешьте. А тетеревята подняли кверху головки, раскрыли клювики и знай пищат: «Пиу, пиу…» — есть просят. Клевать и не думают.
Ребята собрались, завидуют Алёшке:
— Вот это птицевод! Что мы, цыплятники!
Ещё выше нос задрал парень. Руки в брюки, я не я.
А цыплята не клюют творог, не клюют и вкрутую сваренное измельчённое яйцо.
К вечеру погибло десять тетеревёнков, а к утру и остальные.
Пришёл Нифонт и с сердцем сказал:
— Выпороть бы тебя надо как следует, Алёшка! Такой выводок загубил. Поначалу их надо было кормить муравьиными яйцами да сырым мхом. Тоже мне птицевод!
Все говорят, что и веку нашему дедушке не будет: ему за семьдесят лет, а он и минуты без дела не сидит, на всякую работу ходит. Подойдёт осень — у дедушки трудодней не меньше, чем у молодых колхозников.
— Вот так дедушка! Гляди, сколько опять заработал!
Он смеётся:
— Под лежачий камень вода не течёт! — И опять чем-нибудь займётся.
Как-то председатель колхоза Григорий Спиридонович сказал:
— Ты бы, Терентий Власыч, не ходил на работу-то, а так разве что, около дому. Хватит, набегался.
Дедушка помолчал, а потом показал председателю на трактор, который с весны стоит в поле, и говорит:
— Вот чего боюсь. Пока бегал — была машина любо-дорого, а как встал — поржавел, травой зарос.
