— Может, ты их где-то обронил, — помогла она подсказкой.
Левая щека Бониарда дважды дернулась, и он ушел, оставив Виддершинс одну в тусклой камере.
* * *
— А потом, — продолжала Виддершинс, ее кубок был полон красного вина, которое Женевьева приберегла для особого случая, — нужно было только выждать смену караула. Я просто отперла дверь камеры, прошла в конец коридора и позвонила в колокольчик, — она на миг нахмурилась. — Другие пленники хотели, чтобы я и их отпустила, — задумчиво добавила она. — Но это было бы неправильно. Я не хотела, чтобы сбежали настоящие преступники.
— Конечно, — согласилась Жен, скрывая улыбку за своим кубком. — Некоторые должны быть в тюрьме.
— Точно! — заявила Виддершинс. — Страж не ждал колокольчика, он не знал, что в тюрьме кто-то остался из его людей, так что был насторожен. Может, стоило позвать подкрепление, но Ольгун мило намекнул ему пойти взглянуть, а потом беспокоить других. Удар по голове, быстрый поиск по шкафам, я забрала свои вещи — и вот я здесь! — она раскинула руки с драматичным «та-да-а!», расплескав вино по столу.
— И я рада, что ты тут и цела, — серьезно сказала Жен, хоть смотрела на стол в смирении. Стараясь не пролить ни капли, она опустила свой кубок и склонилась вперед с хмурым видом. — Давай так и продолжим, ладно? Бониард не обрадуется, но если ты заляжешь на дно на пару месяцев, думаю, жар…
— Я не могу, Жен! — возразила Виддершинс, поразившись такому предложению. — У меня есть четыре или шесть недель, и архиепископ уедет!
Ужасное подозрение подкралось к Женевьеве, постучало по плечу, но она не хотела оборачиваться и признавать это.
— О чем ты? — сладко спросила она.
Лицо Виддершинс исказилось в возмущении.
— Все так уверены, что наткнутся на меня, — рявкнула она, сжав кулаки на столе. — О, Виддершинс доведет нас до беды, пока тут архиепископ, лучше избить ее, чтобы она не могла навредить гильдии! О, Виддершинс посмела появиться в толпе и посмотреть, как Его преосвященство приехал, лучше бросить ее в тюрьму! Они не имеют права, Жен! Никто из них!
— Не имеют, но…
Воровка не слушала ее.
— Ладно. Хорошо. Если все равно винить будут меня, я сделаю так, чтобы это было заслуженно.
Подозрение, которое Женевьева игнорировала, стало дрожью, провело ледяными пальцами по ее спине.
— Шинс… о чем ты?
— Я обворую архиепископа.
Из горла Женевьевы долго не вылетало ни звука, хотя челюсти яростно двигались. Никто, даже Виддершинс, не мог быть настолько безумным!
