Она схватила перо и обмакнула в чернильницу на столе. Виддершинс осторожно поставила кляксы на буквы и цифры в книге. Гад будет днями, а то и неделями, считать заново. Она пролистала на пару дней вперед и написала на странице аккуратно, но быстро:
Спасибо за золото, милорд. Знаю, мне оно нужнее, чем вам. Но думайте о хорошем. Теперь вам не захочется все потратить на веселье, придется исправлять книги.
Тот, кто стал богаче, чем раньше.
Она ухмыльнулась, закрыла книгу и придала столу вид, похожий на тот, что был, когда она пришла. Путь барон найдет послание со временем.
— Теперь, — сказала она Ольгуну, выглядывая из окна, — осталось уйти, да? — она хмуро посмотрела на солнце. — Ты не можешь собрать облака, но как насчет утреннего тумана? — с сомнением спросила она. Ольгун фыркнул. — Ладно. Можешь хоть немного веса убрать? — она посмотрела на мешок, полный золота.
Мешок стал легче.
— Отлично. Я быстро, — она открыла окно, потянулась вниз, и мешок полетел в траву. Она последовала за ним, спустилась по стене. Оглядевшись, проверив округу и сад, она закинула мешок на плечо и сделала то, что могла.
Это было главным правилом вора. Когда не выходило прятаться и хитрить, нужно было бежать, как в аду.
Может, другой бог, не только Ольгун, видел, как она бежала по двору Думерж, но ее не заметили. Она даже смогла сделать крюк и оставить обещанные деньги в фонтане, хоть Ольгун возражал. Она перелетела стену, подброшенная незримыми руками, и пропала в переулках.
* * *
Птицы, белки и прочие жуткие существа приветствовали солнце. Улицы Давиллона быстро наполнялись: торговцы расставляли лотки, клиенты искали товары, пока еще не было людно, а торговцы были в хорошем настроении. Людей было все больше, они двигались ручьями, потом реками. По улицам Давиллона, как по венам и артериям, текла живая кровь города.
Над толпой на краю рынка женщина повернулась к окну, сонно моргала, лежа в кровати, от солнца. Она легла пару часов назад и не хотела вставать с рассветом. Тихо ругаясь, она закрыла ставни и уснула, гул рынка помог с этим.
Она проснулась у полудня, подумала остаться в постели дольше — она открывала таверну почти на закате — но решила с неохотой, что там не мешало бы убраться после ночи. Ворча под нос, она встала, дрожа, ночная рубашка не отгоняла осеннюю прохладу.
Пару часов спустя, умытая и нарядная, позавтракавшая, она вышла на рынок и пошла с людьми в нужную сторону.
Для прохожих Женевьева Маргулис была поразительна. Красивые светлые пряди, которые аристократки получали лишь с дорогими париками, ниспадали на ее плечи. Ее глаза были карими, золотыми при правильном освещении, черты были мягкими, а фигуре позавидовали девушки на десять лет младше. Она была в длинной бордовой юбке с серой туникой, корсет подчеркивал то, что обходилось и без таких акцентов.
