Мне нельзя его бить.
Я его бью.
К счастью, всего лишь своим кулаком, а не молотком-гвоздодёром. Потому что, если бы это был молоток, то мэр Картер сейчас валялся бы у моих ног мёртвый, а шериф Кинг уже мчался бы сюда на всех парах, чтобы радостно сопроводить меня в тюрьму на всю оставшуюся жизнь.
— Слушай, ты, гребаный кусок дерьма, — говорю я, схватив его за шкирку и пригвоздив к машине его жирную задницу.
У него из носа идет кровь, и мне надо быть осторожнее, чтобы она меня не запачкала.
— Я знаю, что ты отец Ханны. Об этом никто не заикался, но я знаю. У нее такие серьезные проблемы с папашей, что она трахается в этом городе со всеми подряд, кто постарше нее. Представляешь, забеременела? Ну что за фигня?
Он ничего не говорит. Слегка бледнеет, но не произносит ни слова.
— Я забыл тебе сказать, Хэл. У меня очень хороший адвокат из «Правовой помощи». Какая-то большая шишка из крупной юридической фирмы в Рино, выросшая в здешних краях. Она — единственное, с чем мне в этой чертовой жизни повезло. Поэтому ты, блядь, сейчас пойдёшь и купишь для моей сестры и ее ребенка кроватку, и пришлёшь ее анонимно, а я притворюсь, что этого разговора не было.
Его лицо становится белым, как мел.
— Ты все равно скоро вернешься в тюрьму, неудачник, — говорит Картер, держась за свое разбитое лицо.
Облизав губы, я ухмыляюсь и провожу пальцами по острому расщепу молотка.
— У тебя есть собака, Хэл? — спрашиваю я.
Он вскидывает брови.
— Что?
— Одна из этих тявкающих пуделей, — говорю я, глядя на него с таким угрожающим видом, какой только могу на себя напустить. — Бьюсь об заклад, собаке такого размера этот молоток начисто снесёт башку.
Разумеется, я блефую. Я бы никогда не тронул собаку. Никогда не причинил бы вред животному. Люди — это совсем другая история.
— Эти собаки хорошие охранники, Хэл? — спрашиваю я. — Кажется, в этом смысле от них немного толку. Я имею в виду, что зубы у этого молотка гораздо больше, чем у комнатной собачонки.
В доказательство своих слов, я вдавливаю острие молотка в середину ладони до тех пор, пока оно не вонзается мне в кожу. По руке течет кровь, и я демонстрирую свою рану мэру. Он отшатывается назад. Он, наверное, думает, что я конченый псих, но это хорошо. С психами не связываются. Их не достают. И уж совершенно точно не угрожают их матерям и не бросают их сестер.
— Кажется, такой раной незваного гостя не убить, а, Хэл?
Он сглатывает, на его усыпанной пигментными пятнами шее подпрыгивает кадык. Меня от него тошнит. Все в нем вызывает у меня тошноту, и я напоминаю себе, что, по крайней мере, он точно
