Громогласная увертюра к опере Моцарта «Дон Жуан». Оркестр вступает со всей мощью; эти звуки вызывают в воображении публики призрак убитого Командора. Чтобы добиться такого звучания, нужна мощнейшая энергия. Риккардо Мути черпает эту энергию не из предвкушения музыкантов или напряженной тишины зала: он сам – источник этой энергии, это его энергия питает оркестр.
Он начинает дирижировать резкими, сильными движениями. В его жестах – все нюансы игры; он сообщает музыкантам о меняющемся тоне задолго до того, как им предстоит перестроиться. Мути контролирует каждый шаг каждого исполнителя; никто и ничто не остается без внимания. А обрывает звук так резко, что даже после того, как оркестр прекратил играть, его руки дрожат от напряжения, как будто он переживает некую внутреннюю борьбу.
Наблюдая за этой картиной, мы задаемся вопросом: что это за борьба и чему мы можем научиться у Мути в этот напряженный момент? Быть может, ему не дает покоя сложность технического характера – оркестр замолк, но звук еще резонирует? Или он обдумывает смысл этих звуков и переживает драму схватки с Командором? А может, таким образом он заявляет о своем контроле над оркестром? Представьте, что ваш новый начальник похож на Мути. Уже в первую неделю после вступления в должность он так погружается в эту борьбу, что невольно возникает вопрос: а его вообще-то интересует, как мы работаем? Станет ли он задумываться об улучшении нашей мотивации? Или его заботит лишь захват властной позиции в корпоративной политической игре?
Ответ на этот вопрос станет очевидным, если мы продолжим смотреть оперу. Проходит примерно два с половиной часа: Мути дирижирует финальную сцену, в которой все радуются, что наконец избавились от бунтовщика, убийцы и сердцееда Дона Жуана, но на лице его все то же выражение, что и в начале, а жесты по-прежнему резкие и властные, хотя теперь уже не продиктованы сюжетом. По всей вероятности, эти жесты – суть его дирижерской манеры, они не результат технической необходимости или визуализации характера персонажа. Они – воплощение того, в чем, по мнению Мути, состоит основная обязанность дирижера: полный контроль.
Он осуществляет контроль сверху вниз, но и сам получает приказы сверху: по его словам, Мути рассматривает себя как орудие «музыкального законодателя» и в отступлении от буквы закона видит преступление. Он чувствует, что его постоянно судит некое безжалостное супер-эго – вполне возможно, призрак Моцарта или какого-то иного композитора, чью музыку он исполняет. Этот высший судия возлагает на Мути полную ответственность за надлежащее исполнение своей партитуры. Как генеральный директор компании, находящийся под постоянным прицелом совета директоров, Мути публично демонстрирует стремление угодить совету. Для выполнения этой задачи Мути пользуется прозрачной лидерской формулой, работая, по его словам, в дирижерской традиции Тосканини. В этой традиции дирижер всегда обладает абсолютной властью, будучи главным воплощением воли композитора. Эта роль остается за ним даже в постановке опер, где многие аспекты не связаны с музыкой (сценография, свет, костюмы). Он предлагает четкую и ясную схему: он берет на себя полную ответственность, но требует и полного контроля, возможности влиять на все детали в процессе исполнения, где его интерпретация признается единственно правильной.
