Не кормите и не трогайте пеликанов | страница 47



Заговорили о “Гамлете”. Гость сказал, что сочинил эссе в жанре письма к другу. Попросил разрешения прислать их – вдруг подойдут для “Критериона”. Нет такого жанра, подумал Элиот, – письмо к другу. Есть трагедия, ода, комедия, ну басня, в крайнем случае, а жанра письма к другу нет. Но в ответ снисходительно кивнул, подавив зевок: конечно, присылайте, дорогой Генри, мы всегда рады. На прощание, протянув вялую ладонь, выразил удивление, что Миллер не произносит непристойностей. Тот рассмеялся:

– Вам ли не знать…

Элиот оценил комплимент – парижский гость, оказывается, знаком с его идеями. А эссе, присланные спустя месяц, отверг. Какие-то пространные, недисциплинированные умствования, очень поспешные и дилетантские, неприкрытое подражание Шпенглеру. А “Гамлет” с его мощью, не находящей выражения, подобно духу, не способному снизойти и воплотиться, с этой чудовищной ошибкой, возведенной потом в достоинство, требовал сухой вдумчивости. “Редакция журнала вынуждена отклонить вашу рукопись”, – написал он в ответном письме. Секретарю кулуарно сказал: “Эти тексты господина Миллера вряд ли кого-то заинтересуют, кроме его самых горячих поклонников”.


– Хорошо, что мы в Лондоне, и здесь нет моих поклонников, – говорит Катя. Она улыбается и облизывает языком губы. – Будто с неба упала. Блин, пить хочется. И поесть бы, кстати, не мешало.

Мы выходим из парка блумсберийцев неохотно, с сожалением, будто покидаем тихий райский уголок, сворачиваем в тесный переулок, который тотчас же выводит нас на оживленную магистраль с многочисленными пешеходами и шумной транспортной жизнью. Мне в глаз тут же попадает пыль.

– Погоди, – говорю.

Останавливаемся рядом с каменными ступеньками, ведущими к запертой синей двери с кольцом. Я высвобождаю руку, снимаю очки, чтобы проморгаться, протереть глаз, – и видимое расплывается, лишается очертаний, превращается в огромные пятна, перетекающие разными цветами. Возвращаю очки на переносицу – и мир возвращается, собирается в твердые предметы. Вот улица, за ней ограда парка, а под рукой металлические черные перила, ажурные, аккуратные, как и всё тут.

– Ой, совсем забыла! Позвонить надо… – ласково говорит Катя. Достает розовый девичий телефон, начинает набирать номер и поясняет: – Насчет подгона для тебя… Выпрямись, не сутулься. Надо будет тебя в фитнес записать.

Я демонстративно выпрямляюсь и дисциплинированно делаю руки по швам.

– Так, – говорю, – сойдет?

И сразу возникает ощущение, что в жизни много разных обязательств: уже назначенных, и тех, которые тебе назначат, и тех, которые ты сам себе назначишь. Зато все остальные мысли и чувства сдувает как ветром.