Лилипут непроизвольно посмотрел вниз, в надежде отыскать груды хвороста, щепок и опилок, ведь уже около получаса, в поте лица, работал, как большая дисковая пила на лесопилке. От увиденного у него глаза полезли на лоб. Вопреки ожиданиям, под ногами был измочаленный его топтанием на одном месте мох, щедро присыпанный обычной лесной трухой: опавшей листвой, старыми сгнившими ветками — и никакого напоминания о доброй работе славного меча. На глазах Лилипута только что срубленная ветка у самой земли попросту исчезла, как и не бывало.
Чудовищная догадка, зародившаяся в мозгу, нашла полное подтверждение в поведении наседавших со всех сторон молчаливых убийц. Вон та, вторая слева ветвь, на ней два коричневых желудя, вновь тянется к нему своей заостренной макушкой, хотя всего-то мгновение назад она же, начисто срубленная, едва-едва не коснулась земли. Выходит, он без толку тратит силы, сражаясь с непобедимыми волшебными деревьями, у которых только что срубленные ветки в следующую секунду как ни в чем не бывало отрастают вновь. Хрупкая надежда на возможное спасение растаяла, как дым.
Говорят, что даже загнанный в угол заяц яростно бросается на преследующего его хищника, вот и Лилипут, смирившись с неизбежной гибелью, моментально перешел от защиты к нападению.
В этот удар он вложил всего себя без остатка. Со всех сторон сыпалась бесконечная череда ударов, но Лилипут продолжал отводить меч за спину, растягиваясь в гигантском замахе.
И вот меч полетел. Сознание, под нарастающей волной боли в израненном теле, покрылось красноватой дымкой забвения, но тугая пружина изломанного тела разворачивалась в страшном броске.
Три вековых исполина, втиснувшись необъятными стволами друг в друга, закрывали дорогу к спасительной горе — именно на них и был нацелен его последний удар… Ноги оттолкнувшись от земли, послали уже полумертвое от побоев тело вслед за набирающим все большее ускорение мечом… Две ветки, превратившись в идеальные боевые рогатины с множеством заостренных рогулек, с двух сторон бросились наперехват зависшему в отчаянном прыжке Лилипуту. Они опоздали лишь на мгновенье и, щедро располосовав Лилипуту всю спину, с треском врезались друг в дружку.
Меч Лилипута с поразительной легкостью вошел в твердые, как камень, стволы исполинов, а, вонзившись, ни на секунду не замедлил свой разбег, пройдя сквозь с виду совершенно несокрушимую преграду, как раскаленный нож сквозь подмороженное масло.
