— Хочу исправить свои последние слова, так как честен и полностью открыт. Даже
если бы я не осознал этого, правда в том, что Дженсен украла мое сердце в самый первый
раз, когда поставила меня на место и заставила чувствовать себя полным кретином.
Я издал смущенный смешок.
— И, друзья, меня это разозлило. Все дело в том, что для нее я был не очередной
зазубриной на столбике кровати, а просто идиотом с Y-хромосомой. Я был маленьким
мальчиком во взрослой одежде, называл себя мужчиной только потому, что мог уговорить
женщину переспать со мной.
— Секс не делает тебя мужчиной, никого из вас, слушатели. Далеко нет. Забота, уважение и отсутствие эгоизма делают из тебя настоящего мужчину. Мне двадцать девять
и я, наконец, черт возьми, вырос.
Господи. Разве я не нарывался на штраф от Федеральной комиссии по связи?
Хорошо, что я почти закончил.
— Теперь, когда я разрушил ваше утро понедельника своими откровениями...
Меня похлопали по плечу. Я закрыл глаза, кишки завязались в кельтские узлы и
косы. Вот и мое уведомление об увольнении.
Сидя спиной к двери и в наушниках, я не слышал, как кто-то вошел.
Я не хотел поворачиваться, хоть и заслуживал любого наказания, которое
приготовил для меня БШ. Боже, я просто сорвался в эфире.
Тяжело вздохнув, снял наушники и медленно развернулся на стуле.
— Прости за опоздание. Ты не позвонил, чтобы разбудить меня... Спартак.
Что за хрень?
— Как... но... — бормотал я, пытаясь поднять челюсть с колен. Меня даже не
волновало, что сейчас она рассказала всему городу о происхождении имени Так.
— Как всегда, шикарный словарный запас. — Усмехнулась Дженсен. —
Удивительно, что у тебя все еще есть работа.
Кажется, у меня были галлюцинации. Прямо в тот миг не было ни единого шанса, что передо мной стояла Дженсен МакКензи.
За ней были БШ и... Моя мать?
Ага, точно глюк. Или ночной кошмар.
Потянувшись, чтобы потрогать ее, я был уверен, что мои дрожащие пальцы
пройдут сквозь нее.
Я прижался к ее щеке и потянул девушку к себе.
— Ты настоящая.
— Да.
Уникальная полуулыбка заиграла на ее губах.
А потом она исчезла, потому что губы Дженсен обрушились на мои. Как только в
мой рот вторгся знакомый вкус ирисок, я услышал резкий голос БШ:
— Ты не уволен. А теперь включи немного музыки.
Джен разразилась смехом. Как бы мне ни хотелось продолжать делать то, что
делал, невозможно целовать кого-то, кто истерически фыркает.
